стукнулась – распухла так, что не сгибалась.
Через много лет я поехала в Швейцарию на лыжный курорт. Как мне завидно стало: все вокруг катаются, скользят с высокой горы на лыжах. Решила с маленькой сопки вниз скатиться. Покатилась, взмахнула руками и упала. Верите, на ту же коленку. Вздулась она, посинела и не гнется. Почти полгода прихрамывала. А через десять лет случился на том месте перелом.
Утром я потихоньку уехала из дома. Захотелось побыть одной. У меня есть тайное место для такого настроения, там подают на завтрак воздушную яичницу с черным хлебом, фужер шампанского и тишину. Села за стол в красивом зале и не вставала с этого места до обеда. Сделала красивое фото и писала. Пообедала здесь же и думаю: «Гулять так гулять!»
Досидела до вечера и пошла в кинотеатр на «Рождественскую историю». Получился настоящий день наслаждения. Дочитала титры с сожалением и встаю с кресла. Встаю и валюсь назад. Нога не разгибается и не сгибается в колене, боль такая, как будто гвозди в кости забивают.
– Ой, мамочка, – шепчу сама себе с ужасом. Еле доковыляла к выходу и звоню сыну, чтобы приехал за мной.
– Ты где? Куда приехать? В кинотеатр? А что ты там делаешь одна в такое время? – удивился он.
Вернулась домой с подбитым левым коленом. Вздулось оно, багровое.
– Откуда перелом, я не падала, – говорю врачу.
– Старая трещина разошлась, так бывает иногда, – ответил он.
Уже полгода хромаю. Болит. Встревожилась я сильно. А вдруг у меня остеопороз? Сдала анализы, домашний доктор улыбается:
– Нина, кости у тебя, как у двадцатилетней, – потом подумал и исправился: – У тридцатилетней.
Характер у меня был с детства такой, все делала наоборот и назло другим. Мне говорили: «Иди погуляй на улице», а сами шептались между собой: «Сейчас сядет и будет сидеть». Если начинала плакать, то ныла до тех пор, пока не получала свое. Закрывала глаза и кричала, мотая головой. Если не было зрителей, отдыхала, потом опять начинала кричать. Сейчас, когда мой внук Дамиан плачет и смотрит по сторонам, не бегу к нему на помощь. Хочу погладить его, потом отдергиваю руку, вспоминая свои концерты в детстве.
Когда я подросла, меня решили приучить к труду. За сараем во дворе стояла самодельная деревянная рисорушка, на которой шелушили рис. Женщины с силой наступали на нее, деревяшка поднималась и опускалась. Ноги мельтешили в воздухе целый день до тех пор, пока белые зерна риса не наполняли мешок доверху. Старшие дети бегали в саду, а маленький сидел на спине у матери, крепко перевязанный простыней.
Меня ставили работать на рисорушку. Я стояла и читала, не обращая внимания на крики взрослых.
Выходки мои оставались безнаказанными, потому что бабушка защищала меня.
По соседству, слева от нас, жили татары, муж грозный был, звали его Салимгари. Все кашлял и вытирал длинные усы. Пришел к отцу, когда купил дом, говорит:
– Мы должны дружить, мое – твое, твое – мое. Хорошие соседи – лучше родни.
Выпили, побратались и разошлись. А тут уже весна пришла, у нас жаркие края –