розовая кепка. Я вопросительно взглянул, сойдет, мол, за аскерку? – и Таня поспешила объяснить:
– Я с ней очень редко работаю. Она мне удачу приносит, когда на голове.
Кепка была украшена брошью в форме двуглавого орла.
Подождали. Малой не появлялся.
– Ладно, – сказала она, – поработаю с ней.
Сняла кепку и стала расчесывать немытые высветленные волосы.
Тане на вид было двадцать с лишним. Так и оказалось. Двадцать девять. И Виталику тоже двадцать с неопределенным лишним. Они ведь почти что без возраста.
«…все они в кожаных куртках, все небольшого роста».
Ладненько вместе смотрелись. Одинаково грязные, одинаково боевые, агрессивные, бесхитростные. Малой и Малая. Приехали из Минска компанией. Человек пять или шесть в общей сложности. Таня работала единственная. Остальные только стреляли у нее на пиво или на блейзер.
– Мы ж не бомжи какие-то, – говорила Таня. – Когда ночуешь в парадняке, картона не всегда хватает. А мне на картоне нужно – как я работать буду, если испачкаюсь? К людям подходить будет совестно.
Попрошайничала она и впрямь азартно. Был смысл обменяться телефонами. Но какие нафиг телефоны.
– Позвонить некуда, к сожалению, – говорила Малая. – Мы пока что вписываемся, но завтра съезжать, а где дальше будем – неизвестно.
– У тсебя нельзя? – спрашивал Виталик. – Можем и на полу.
Я представлял себе, как в мою квартиру вваливается толпа бродяг и отрицательно мотал головой.
Примечательно, что им, этим неформалам, как они с гордостью себя называли, было, в общем, до лампочки то, что я пою. Они из этого ничего не слушали, и только спустя какое-то время стали узнавать песни и радоваться им, одобрительно кивая. Хотя нет, одну песню Виталик просил, и я разучил ее заново.
«…мне не нравится город Москва, мне нравится Ленинград. Мы рано созревшие фрукты, а значит нас раньше съедят».
Чехол распухал – внутри была охапка мятых купюр. Таня прятала их внутрь, чтобы сверху много денег не лежало, только мелочь оставляла – и опять бегом к прохожим с пустой кепкой. Убедительно выглядело.
Малой слонялся без дела. Томился. Наконец не выдерживал и начинал канючить:
– Мала-а-а-ая, ну дай дзенег!
– Отвали, сказала! Одна за всех впахиваю. Дрыхнешь все время, к вечеру только встаешь, – и легким тычком в живот заводила его бесенка.
– А кто это тут на меня бочку катсит, а? а? – кричал он и грубо, по-мужски хватал ее за задницу, кусал за шею, целовал.
Она визжала, отбивалась, царапала. Смеялась. Задыхалась от нежности. И в итоге отпускала его с сорока рублями. Он моментально исчезал.
– Вот такого люблю, – отряхивалась растрепанная Таня. – И он знает. Подходит, глаза такие. И даю. Сначала пиздюлей, потом на блейзер. Ну нет, не алкоголик. Какой же это алкоголик.
Виталик возвращался с полторашкой химического пойла и первым делом предлагал мне. Видимо, считал, что я отказываюсь потому, что брезгую пить после них. Меня