от пропахшего кровью и смолой воздуха, ворона неторопливо взмыла на такую высоту, где ее не смог бы достать ни один из этих грозных воинов, даже те, что были вооружены острыми летающими палками, и откуда открывался удивительный вид на безбрежные просторы зеленого леса.
Ворона обогнула башню, под крышей которой радостно кричали и обнимали друг друга люди в железных шлемах, и заскользила прочь, отдыхая в волнах теплого бриза.
Она летела навстречу солнцу, зная, что оставляет позади не только давно разоренное гнездо с погибшими, не успев вылупиться, птенцами, но и смертельно опасную сухую проплешину гиблого безлесья, где не было ни воды, ни насекомых, ни даже листьев, чтобы свить новое пристанище. Впереди же ее ждали укрытие под сенью могучих каменных стен и целая река вкусной воды, в которой так приятно купаться жаркими днями, поднимая перьями мириады брызг.
Вороне было много лет, и она не раз преодолевала этот путь от деревянной заставы до каменной крепости, но всегда возвращалась обратно, притягиваемая воспоминаниями и ароматным пламенем ночных костров. Сегодня, однако, ей подумалось, что в мире произошло слишком много перемен и дороги назад уже не будет.
Поднявшись над лесом настолько высоко, что стало не хватать воздуха, ворона увидела вдали заветные башни каменной крепости и со спокойным сердцем начала снижаться, уверенная в правильности выбранного маршрута. Распластав упругие крылья и вглядываясь в одну точку, она на бреющем полете промчалась над острыми пиками частокола из елей.
В тот момент, когда внезапный порыв встречного ветра почти остановил ее затяжное скольжение, и ворона готова была вновь взмахнуть крыльями, с резким свистом что-то тяжелое пробило перья на груди, и нестерпимая боль камнем потянула вниз.
Теряя последние силы, ворона в отчаянии раскинула крылья и попыталась вырваться, но тяжесть была уже в ней, она стала ее частью и не хотела отпускать. Полет сменился неуклюжим падением прямо на ели. Сложив крылья, ничего не видя вокруг и лишь краешком пощаженного болью сознания удивляясь правоте своего утреннего предчувствия, подбитая птица бессильно пикировала сквозь ветки навстречу мягкой земле – такой мягкой, что удара о корни она уже не почувствовала.
– Хороший выстрел, Чим, – похвалил меткость сына старый охотник Зорк, наблюдая единственным глазом, как мальчишка с нескрываемой гордостью поднимает за конец стрелы черную тушку вороны. – Узнаю меткость деда. Он тоже умел бить птиц так, чтобы они падали прямо к его ногам.
Чим ничего не ответил и побежал с добычей к стойбищу клана. Он был обижен на отца. Обижен за то же, за что с Зорком вот уже третий день не разговаривали почти все Фраки: он не пустил их на встречу с Олди и Лопи и не позволил сразиться в открытом бою с ненавистными илюли.
Зорк не стал окликать сына, как делал прежде, когда хотел поставить на место и указать на допущенную ошибку. Подрастет – сам поймет, подумал он, отворачиваясь и ухмыляясь в длинную