ближайшего родственника в медицинских документах, относящихся к ее беременности. Медицинский центр «Уиллоу-Парк» подтвердил, что именно вы – тот самый Рассел Гудол, которого она записала в свою карту. Кроме того, вы – пациент отделения хирургии.
– Они не должны были раскрывать подобную информацию. Это нарушение конфиденциальности.
– Только не в том случае, когда им предъявлено соответствующее предписание суда. – Лоррейн старалась дышать так неглубоко, как только может, чтобы не упасть ненароком в обморок. В комнате нестерпимо воняло – это была тошнотворная смесь запаха тела, прогорклого жира с грязной сковороды, стоявшей на единственной конфорке газовой плиты, и сигаретного дыма. Родители Салли-Энн, должно быть, не пришли в восторг, когда она впервые привела домой этого субъекта. Впрочем, странным образом спальня, в которой обитал Расс, расположенная на верхнем этаже большого студенческого общежития (хотя Гудол заверил, что студентом не является), была невероятно аккуратной. Настолько, что ее нельзя было назвать просто «чистой».
– Не возражаете, если я открою окно? – спросила Лоррейн.
Расс пожал плечами и принялся наблюдать за упорной борьбой детектива с оконной рамой. В конечном счете капризная рама уступила решительным усилиям и скользнула вверх. Лоррейн высунулась наружу и сделала глубокий вдох, втянув в легкие свежий воздух.
– Итак, нам всем станет гораздо проще, если вы признаетесь, что знакомы с Салли-Энн. В таком случае вы сможете помочь, рассказав все, что мне нужно знать. – Она стала всматриваться в мусор, разбросанный по плоской крыше под окном. Неужели Гудол швырял туда всякий хлам?
– Зачем? – спросил он и закурил. Гудол сидел на кровати скованно и прямо, сжав свои тощие и с виду хрупкие ноги в коленях. Его шея и плечи тряслись, заставляя голову дрожать и раскачиваться, будто уродливый потный цветок. – Что случилось?
– Мне очень жаль. – Лоррейн отвернулась от окна. А она-то думала, что Гудол все знает. – Салли-Энн мертва.
– И тут он стал плакать. Даже рыдать. Прямо надрывался. – Лоррейн вгрызлась в булочку с сосиской, пока Адам ковырялся в покупном салате с чечевицей и фасолью с таким видом, будто тот был радиоактивным. Обычно муж готовил все сам. – Как ты можешь есть это дерьмо?
– Наверное, то же самое мне стоит спросить у тебя? – не остался в долгу Адам.
Они остановились у скамейки. Утренняя корочка льда растаяла на солнце, наконец-то выглянувшем из-за туч. Было морозно – слишком холодно для того, чтобы поглощать ланч на улице, – но они хотели побыть на свежем воздухе, на какой-нибудь нейтральной территории, чтобы спокойно обсудить дело. С момента начала расследования прошло двадцать четыре часа, а они нисколько не продвинулись в работе. Вместе с группой специалистов каждый из них несколько раз возвращался на место происшествия, расспрашивал соседей, проводил допросы. Лоррейн все еще улавливала вонь омерзительной комнаты Расса Гудола, исходившую от ворсинок ее пальто. Инспектор подумала,