это! – усмехнулся Ефремов. – До этого мы еще дойдем, а сейчас давай познакомимся. Меня зовут Игорь Павлович. А тебя как зовут? Сколько тебе лет, где ты живешь?
Переписав анкетные данные, Игорь позвонил в адресное бюро, убедился, что случайная гостья не лжет.
– Наташа, объясни мне: тебе всего шестнадцать лет, ты не ночевала дома, но родители тебя не ищут. Ты что, частенько ночуешь где придется?
– Родители вчера, в субботу, уехали на дачу. Вернутся только сегодня вечером. Они не знают, что я дома не ночевала… Еще не знают.
Голубева тяжело вздохнула, с мольбой посмотрела на милиционера. В ее глазах читалось: «Простите меня, пожалуйста! Я больше так не буду».
– Хм, интересная история! – задумчиво глядя поверх готовой расплакаться школьницы, сказал Ефремов. – Не успели родители уехать, как ты бросилась пьянствовать.
– Со мной такое в первый раз! – всплеснула руками Наташа. – Честное слово, никогда раньше такого не было.
– Что же, верю! – Инспектор посмотрел Голубевой в глаза. Она, смутившись и покраснев, опустила взгляд. – Вполне возможно, вчера ты выпила самую малость, чуть-чуть, но тебя развезло, и вот результат – ты здесь в непотребном виде: полуголая, полупьяная, растрепанная, невыспавшаяся.
– Я же не хотела, чтобы так получилось, – не поднимая глаз, прошептала Голубева.
– Каяться на комсомольском собрании будешь! – жестко пресек жалкие оправдания инспектор. – Для начала надо навести порядок в моем кабинете. Посидишь здесь, я принесу тряпку с ведром.
– Пожалуйста, отдайте мне джинсы, – попросила девушка.
– Зачем? – «удивился» Ефремов. – Тебе стыдно стало? Наташа, я уже видел тебя в неглиже, так что стесняться меня не надо. Все, девочка, поезд ушел! Помоешь пол – получишь штаны.
Во время уборки кабинета Ефремову пришлось трижды ходить за чистой водой. Зато Голубева отмыла помещение так, что инспекторы, пришедшие на другой день на работу, удивились: «У нас что, новый линолеум постелили? Чисто-то как!»
Закончив с ликвидацией следов ночного происшествия, Ефремов дал Голубевой возможность привести себя в порядок и приступил к делу.
– Садись, Наташа, к столу, посмотрим «веселые картинки». Полюбуйся на себя! – Игорь выложил перед Голубевой фотографии. – Подумать только: комсомолка, школьница, симпатичная девушка – и такая мерзость на полу… Нет, я даже смотреть на это не могу – меня сейчас самого вырвет. А каково будет директору школы? А в райкоме комсомола? Родители тебя простят. Всыплют ремня, заплатят штраф за твое антиобщественное поведение, запретят тебе гулять по вечерам, но простят. Родители – они всегда добрые, а вот в школе и в районо тебе прощения не будет. Ты же, Наташа, не у меня в кабинете насвинячила, это ты им, педагогам, в душу плюнула. Они тебя девять лет воспитывали и чего добились?
Голубева, уткнувшись в ладони, заплакала. Ефремов, не обращая внимания на ее рыдания, убрал фотографии в стол, включил чайник. Подождал, пока она немного успокоится, и примирительным тоном, почти ласково, сказал:
– Сегодняшний