как чаще.
Главный редактор Сергей Петрович Алексеев по-настоящему уважал две вещи – диалог и сигары. Считалось, что он бросил курить, а сигары – так, баловство. И вот он сидит в своем кабинете, в сизом дыму, под парадными фото и юбилейными номерами родной газеты, засунутыми под специальное антибликовое стекло, смотрит на посетителей, а те в свою очередь – на чучело белки, прибитое к стене. Белку когда-то искусственно расширили, сделали толстою, с подносом, на котором сложной вязью написано: «На орехи», и денежки положили разной ценности.
– Петрович, ты пойми. Очень надо. Хорошие люди. Помощи просят… Сейчас уже не осталось никого, похожего на тебя. Все, блин, хотят повторить тебя. Но доверяют только тебе. Ты настоящий. Легенда. Обоюдно. Такое дело. И по бизнесу – не нуляк. Только и всего – привлечь взгляд. Поставить вешку.
Сергей Петрович и похвалы любил, но утренние гости его немного пугали.
– Ген, хероплет ты… А ты, Ген, слыхал, что в цирке слоны пьют? – Главный игриво выпустил дым. – Да. Ведро спирта на бочку воды.
– При чем тут? – Гена умел не слышать сарказма.
– Вот это – бизнес! Зима долгая. Слоны мерзлявые. Помоги лучше слонам, Ген.
– Ну, пошли человека, Сергей Петрович. Чего тебе стоит?
В дверь постучали, и с вопросом «Можно?» в кабинет просунулась чья-то голова. Сергей Петрович встал, протянул посетителям руку, извинился:
– У меня летучка. Буду думать…
В кабинет вошли сотрудники, расселись вокруг стола и на диван, который находился поодаль. А Сергей Петрович все стоял в командирской печали, мусолил сигару, молча осматривал подчиненных и так же молча кивал на их приветствия. И вдруг спохватился:
– Авдеева где?
– У нее еще закрыто, Сергей Петрович.
– Тогда начнем.
И тут распахнулась дверь, и Марина в чем-то легком, голубом, улыбнувшись, спросила: «Пустите?» И он хотел было злиться, но тут же остыл. Как она это умела! Не «можно», не «я войду», не «извините», а простое такое словечко, и злость сгорела. Сергей Петрович, конечно, любил Марину, но своею, какой-то неклассифицированной любовью, любил как искусство невозможного, как радугу после дождя.
– Опаздываем, Авдеева.
– Простите. – Марине было нетрудно извиниться.
– Обсудим номер. Выберем гвоздь. Прошу высказываться.
Горский князь Нодар Маглобашвили, временно трудящийся в отделе преступности, воспользовался разрешением:
– Что тут высказываться. Авдеева в очередной раз консолидирует успех.
Сергей Петрович официальным тоном уточнил:
– Авдеева умеет работать. Правда, не всегда хочет. Зато когда хочет… В отличие от тебя, Маглобашвили.
– Мужская грудь не бабья ляжка, Сергей Петрович. – Нодар тоже любил диалог.
– Тебе надо писать словарь. У тебя всему есть емкое объяснение, – порекомендовал Сергей Петрович.
– Я попробую.
– И вообще, я попрошу беречь время не для болтовни, а для плодотворной деятельности. – Главный начинал злиться, поэтому летучка вернулась