ты в курсе, что я должен идти в школу? – спросил Яша с надеждой, что Барсук читает не только его мысли, но и намерения.
– Запомни, ничего ты не должен. Я хочу, чтобы ты ходил в школу с удовольствием и прытью, – заявил Барсук.
– Это невозможно, – грустно ответил Яша.
– Тогда надо туда, где меньше спроса, где попроще, а точнее, где твоя успеваемость – твоё личное дело, – просто рассуждал Барсук, словно речь шла о том, в каком гастрономе лучше купить булки к чаю.
– Ты не понимаешь, – серьёзно сказал Яша, – у меня есть мама, а у неё есть планы, чёткие планы повсюду, включая меня с братом.
Вдруг взгляд Барсука почему-то стал очень жёстким, даже злым.
– Слушай, а не переехать ли тебе к бабушке? – заявил он, и тут они чуть не слетели с кресел, потому что автобус резко затормозил.
– А откуда ты знаешь, что у меня есть бабушка? – спросил Яша.
– Ты себя слышишь? Бабушка есть у всех, – сказал Барсук, но их разговор был прерван, потому что в автобус вошли двое обритых парней, громко разговаривая матом. Пассажиры съёжились, а мат брызгал по всему пространству, как стая скунсов в экстазе, ограничивая всех во всех их свободах, и сводя на себя всё внимание.
Барсук внимательно на них посмотрел, и Яша почуял, что что-то должно произойти. Кто-то внутри него попятился вглубь, потому что не хотелось портить себе первое утро свободы, а Барсуку – день рождения. Но Барсук, наоборот, словно бы увидел добычу, и тут Яша заметил:
– Слушай, а мы, кажется, уже по второму кругу на маршруте поехали, а?
– Всё правильно, – с улыбкой охотника отмахнулся Барсук, – сиди, мы тут Лапку должны встретить, мы договорились: на круге.
– А Лапка… нас ждёт?
– Ещё как! Она такой торт для меня испекла в виде улитки – чистый крем! Спрятала на шкаф с книгами, а оттуда его очень хорошо видно, – хех, дурная, такое дело!
– Она что, тоже … того? – Яша имел в виду осведомлённость Лапки насчёт Улиткиного Дола.
– Да, брат, ещё как! – отвечал Барсук увлечённо. – Я когда в Дол попал в твои годы, там с ней и познакомился на празднике. Она была среди гостей, взрослых выпускников, в костюме страусихи на коньках. Тогда уже была чокнутой, но в Доле всё выравнивается, там все нормальные, не то, что на Доске. Ну вот, а потом, когда ты…
Тут Барсук осёкся, странно глянул в Яшины распахнутые глаза, и быстро отвёл взгляд. Яша твёрдо решил, что блеснувшая слеза в Барсуковом глазу – чистое наваждение. Какая там ещё слеза?
– Так Лапка тут чокнутая? – не понял Яша, стараясь перекричать пулемётные очереди матерщины.
– Ну, а что такого? – спокойно продолжал Барсук, – они же все разные… Лапка нашла меня, как я тебя, и приютила у себя. Она одна живёт, сестра замужем в Германии, а Лапка тут. Пособия какие-то неплохие получает и живёт спокойно. Вот она. Тихо, смотри, – и Барсук замер.
В его глазах играл красный огонь, как у кота, увидевшего мышь. В автобус вошла высокая сухая женщина лет за шестьдесят в добротном пальто и шляпке с вуалькой. Она напоминала большую старую птицу, скорее лебедя, с грустновато-интеллигентной