ты, рыжая бестия.
Воин развернул коня и шагом подошёл к нежити, что стоял, потупив глазки в высокую траву, а затем «недодед» вынул из-за спины золотой пояс с акинаком и серебряным кинжалом и протянул молодому берднику:
– На, дарю.
У Кайсая аж в зобе дыханье спёрло не струганным колом, и он дар речи потерял.
– Так это ж моё… – чуть не задыхаясь от несправедливости, выдавил из себя рыжий, буквально сверля вора бешеными глазами.
– Не твоё, а моё, – тут же заерепенился «недодед» местного леса, – какой-то дурень выбросил, а я подобрал. Чё думаю добру валяться, лес загаживать. А раз нашёл, значит моё. Чур11 в свидетели.
Кайсай неимоверной, нечеловеческой силой воли подавил в себе праведный гнев и не подавая вида что взбешён как укушенный коровой бык, медленно наклонился к дарителю и буквально вырвал пояс из рук лешего. Но тут же устыдился собственного поступка и потупив взгляд, теребя в руках расшитый золотом пояс, смиренно покаялся:
– Прости хозяин. Запамятовал. Благодарствую тебе за подарок, лесной дедушка. Больше без надобности никогда не брошу.
– То та, – хмыкнул довольный раскаяньем леший и махнув в сердцах рукой выпалил, – да валите вы отсель. Надоели словно недоеденные с голодухи поганки…
Глава четвёртая. Возможность властвовать над себе подобными предоставляется каждому, но не всякий до неё опускается.
Райс восседала в своём личном шатре забравшись на заваленный мехами лежак с ногами, при том в обуви, в своём полном золотом облачении, даже в золотой остроконечной шапке, хотя очаг в шатре нагрел помещение хоть голой ходи. Сидела и внимательно читала пергамент, раскатав его перед собой на вытянутых руках. В ногах на полу, облокотившись на тот же лежак, беззаботно витая где-то в облаках пристроился Шахран.
Царица читала быстро, но долго. Судя по движению глаз, то и дело возвращалась к уже прочитанному и перечитывая, тот или иной кусок, заново. На лице у неё ничего не отражалось. Абсолютная маска спокойствия и без эмоциональности, но вот тело, то и дело дёргалось будто сидело на иголках или всё чесалось. Занятное зрелище.
Из-за тяжёлой занавеси, представляющей собой что-то наподобие входной двери, послышался звучный голос старшей охраны: «Матёрая Золотые Груди!» и после подобного объявления, в открывшемся проёме появилась Золотце.
– Здрав будь Матерь, здрав будь Шахран, – поздоровалась на половину вошедшая дева мило улыбаясь.
Задержавшись взглядом на извечном банщике, увидев которого в общем то и расцвела на её лице улыбка, она осталась стоять во входном проёме, даже отодвинутую занавесь не выпустила из рук, ожидая разрешения войти.
Царица оторвалась от чтения, продолжая удерживать пергамент вытянутым, лишь отклонив его в сторону, для того чтобы улыбнуться вошедшей и ответить:
– Здравствуй Золотце, проходи, устраивайся где-нибудь, мы быстро.
С этими словами она вновь продолжила чтение, но как