овременно ощущала себя изнутри. У нее не осталось голоса, чтобы крикнуть, она не могла поднять руки, чтобы остановить своих мучителей, и могла только бессильно терпеть.
Ее живот взрезали слева, чтобы извлечь внутренности, выскоблили ложкой через нос ее мозг, промыли ее останки кедровым маслом и погрузили в ванну с натром – солью и содой, чтобы оставить там на сорок дней. Она откуда-то знала, что прошло именно сорок дней, хотя утратила чувство времени.
Было ли ей больно?.. Она ощущала боль всем своим существом, но это была не телесная боль, а мучения ее Ка, – те, что хуже стократ. Когда ее обезображенные останки были высушены, их омыли пальмовым вином и надели ей украшения: золотые кольца, браслеты, тяжелую нагрудную пектораль. Ее запеленали: каждый палец отдельно, повязки перекладывали драгоценными амулетами, дабы оградить ее от всех вражеских козней на пути через подземное царство.
«Зачем? Зачем?..» – крикнула бы она во весь голос, если бы могла. Все эти обряды не имели никакого смысла! Те, кто учил ее с младенчества, – жрецы, хранители мертвых и светочи живых, – все они заблуждались. Или, быть может, их заклинания достигали прямо противоположной цели: она не получила ни просветления, ни блаженства, лишь оказалась навечно привязана к своему мертвому телу!.. Она была служительницей Амона и прорицательницей, и предсказала многое, пока жила, – но самого главного, собственной смерти и посмертной участи, предвидеть оказалась не в силах!
Она родилась в годину Проклятого… беззаконного царя, который сменил собственное имя, ниспроверг старых богов и нарек себя Эхнатоном. Это было время гонений для всех, кто служил истине, – таких, как она… Ее звали Амен-Оту: она не отреклась от своего имени и своего бога даже под угрозой пыток и изгнания, она сохранила свои богатства, ее многие чтили и верили ей. И все это обернулось ложью – как и служение Атону, память о котором также изгладилась в Та-Кемет. Существовала ли еще сама Черная Земля?.. Этого она тоже не могла сказать.
Она видела надпись, что выбили на ее саркофаге: «Восстань из праха, и твой взор сокрушит каждого, кто поднимется против тебя». Последняя ложь в череде лжей, и худшая из насмешек!
Та, которая прежде была Амен-Оту, не знала, как долго продлилось ее заключение, – она потеряла счет времени, и это оказалось единственным дарованным ей благословением.
Ее сон нарушился, но не прервался, когда пришли новые осквернители.
Ее гробницу взломали, и саркофаг открыли. Та, которая прежде была Амен-Оту, опять осознавала себя, как в первые дни после смерти: какие-то люди в странных одеждах смеялись, глядя на ее обнаженный иссохший труп, они растаскивали канопы с ее органами, украшения из золота, яшмы и бирюзы, хранившиеся в ларцах, и радовались своему обогащению. «Глупцы! Ничтожные глупцы! – хотелось крикнуть ей. – Все это скоро минет, вы умрете: и вас ждет то же, что меня!»
Но, разумеется, никто не услышал ее, никто ей не внял. Ее мумию вынесли наружу, заколотили в деревянный ящик, и куда-то повезли. Она ничего вокруг не узнавала, не разбирала речей завладевших ею варваров: и жрица поняла, что Та-Кемет умерла, так же, как она сама. Она снова погрузилась в оцепенение, продлившееся невесть сколько.
Потом бывшая жрица Амона осознала, что находится посреди моря, на корабле; и ее везут в какую-то далекую чужую страну. Но теперь ей было все безразлично: лишь смутные воспоминания и впечатления проскальзывали, будто рыбы в глубоких темных водах ее сна, и впереди не брезжило никакого света Осириса.
– Вот она, любуйся, сестрица! Только не пойму, что ты в ней нашла! Она ведь даже без гроба и амулетов, совсем голая!
Хью постучал по стеклянному ящику.
– Тише!.. – шикнула Этель: как будто мумия могла их услышать. Девушка сняла широкополую шляпу из крашеной соломки и наклонилась ближе.
– Изумительно, – прошептала она, проведя пальцами по стеклу. – Подумать только: эта жрица жила три с лишним тысячи лет назад, и вот она перед нами.
Этель обернулась к брату.
– Знать бы, отчего она умерла? В Древнем Египте многие умирали рано, даже аристократия. Наверное, она была молода, красива…
Хью рассмеялся, любуясь порывом сестры.
– Ты у меня и молода, и красива, – сказал он. – Зачем ты забиваешь себе голову этой чепухой? Разве не интереснее жить сейчас… во много раз интереснее?
Он взмахнул рукой, обведя безбрежный океан королевским жестом.
– Только подумай: мы плывем на самом большом и роскошном судне за всю историю человечества! Тут столько потрясающих новинок, а мы с тобой ничего еще толком не видели!
– Хью, вахтенный офицер нас сейчас прогонит! Пойдем-ка отсюда, поживее!
Рассердившись и обеспокоившись, Этель снова надела шляпу и потянула брата за рукав пиджака. Мумия высокопоставленной жрицы времен Аменхотепа IV, на которую им позволили взглянуть с большой неохотой, находилась не где-нибудь, а на шлюпочной палубе, около капитанского мостика: дабы уберечь ценную реликвию от сырости трюма и случайных повреждений при транспортировке.1 Хью,