хотя, очевидно, вспоминал лишь покойного родственника. – Они не собирались бросать раненого самца. Эти парни не были жестокими. Вы должны понять это. А сами вы охотитесь?
– Нет, – признался я и заметил, как Эрни попытался скрыть самодовольную усмешку, словно я подтвердил его подозрения обо мне как о прирожденном городском слабаке. Но теперь настал мой черед кое-что добавить: – За животными не охочусь.
И пусть я проявил мелочность, но с удовольствием увидел, как самодовольство стерлось с его лица.
– В общем, – продолжил он, – мой брат терпеть не мог, когда страдала живая тварь, будь то зверь или человек. – Он судорожно сглотнул и закончил срывающимся голосом: – И вот под конец сам не вытерпел и своих страданий.
Мариэль склонилась к Сколлею и мягко накрыла рукой его узловатые пальцы.
– Эрни прав, – признала она. – Вам следует знать, мистер Паркер, что они оба были добрыми людьми. По-моему, они совершили ошибку, и побудившие их к тому причины нельзя полностью оправдать, да они и не оправдывались, но то был исключительный случай.
Я промолчал, не зная, что сказать, и собеседники сами продолжили рассказ. О поисках оленя больше не вспоминали, зато перешли к следующему эпизоду. Я мог бы судить об этих двух охотниках по самой истории, а она еще не закончилась.
– Так вы остановились на раненом самце, – напомнил я.
Олень, покачиваясь, стоял перед небольшой поляной. По морде стекала кровавая пена, нижняя часть шкуры покраснела. Харлан и Пол не представляли, как он продержался так долго, однако бег зверь замедлил лишь на последней миле, когда друзья наконец вновь увидели его. И теперь он, казалось, готовился умереть стоя. Но стоило мужчинам подойти ближе, как олень слегка покосился в их сторону и вновь отвернулся к поляне. Деревья вокруг нее стояли такой плотной стеной, что если бы у самца еще оставались силы, он мог бы либо продираться дальше, либо повернуть назад и словно разрывался между двумя путями. Его глаза округлились, он глубоко вздохнул и так уныло покачал головой, что Харлан подумал, что олень почти сдался.
Собрав оставшиеся силы, самец развернулся и побежал на мужчин. Харлан вскинул ружье и выстрелил в грудь зверя. Тот по инерции еще пролетел вперед, поджав передние ноги, и окончательно рухнул лишь в нескольких дюймах от охотников. Харлан подумал, что никогда еще не чувствовал себя так отвратительно из-за смерти животного, хотя и не он сделал первый неудачный выстрел. Могучая сила раненого самца, его стремление выжить были огромны. Он заслужил жизнь или, по крайней мере, легкую смерть. Глянув на друга, Харлан заметил в его глазах слезы.
– Он летел прямо на нас, – печально произнес Веттерс.
– Но он не собирался атаковать, – задумчиво добавил Пол. – По-моему, он убегал.
– От чего? – удивился Харлан.
В конце концов, что может быть хуже людей, пытавшихся тебя убить?
– Не знаю, – ответил Пол, – но он чего-то чертовски испугался.
– Да уж, без чертовщины тут не обошлось, – согласился Харлан.
Но