Сакумат, ты можешь просить у меня всего, чего пожелаешь и что только есть в человеческих возможностях.
Когда бурбан удалился, Сакумат продолжал стоять на месте и ждать. Между тем скачки Мадурера продолжались – казалось, он хотел сообщить свою радость всем углам каждой из своих комнат. Сакумат следил за ним с радостным удивлением – так конюх наблюдает за плясками жеребёнка, резвящегося в загоне. Всякий раз, когда мальчик исчезал из виду, художник бросал взгляд на светлые стены комнаты, пытаясь представить себе цвета и силуэты будущей росписи. Но широкие поверхности стен оставались перед его мысленным взором пустыми и белыми, словно бы их белизна оказывалась сильней воображенья, поглощая любые рождённые им образы.
Сакумат слегка встревожился, заметив, что радостные крики мальчика стихли. Он ждал, что тот появится из широкой двери в форме арки, открытой в следующую комнату анфилады, но кругом было тихо, и белый цвет стен казался цветом самого молчания.
Он вытянул шею и заглянул за порог, но никого не увидел. Вдруг за выступом стены мелькнула прядь чёрных волос. Сакумат прижался к стене и стал ждать. В нескольких метрах от него послышалось прерывистое детское дыхание. Он не двигался с места. Прядь высунулась снова, осторожно-осторожно, потом за ней показалось взволнованное лицо Мадурера.
– Я здесь! – Художник неожиданно вышел из своего укрытия и шагнул ему навстречу.
Мальчик вскрикнул и выскочил из засады, потом громко рассмеялся и побежал к порогу, отделявшему вторую комнату от третьей. Сакумат не спеша последовал за ним и вошёл в последнюю комнату, такую же белую, как и две другие.
Мадурер спрятался за полукружным выступом правой стены прямо под одной из широких бойниц, через которые проникал пропущенный через марлю белый дневной свет.
– Я знаю, где ты… – сказал Сакумат, нарочно отходя от его укрытия и повернувшись к нему спиной. Позади себя он слышал взволнованное дыхание мальчика и его радостное копошение.
– Считай, что я нашёл тебя, Мадурер… Ты прячешься за этой вазой… – продолжал Сакумат, с напускной осторожностью приближаясь к большому эмалевому сосуду, до половины наполненному водой, и по-прежнему стоя спиной к убежищу Мадурера.
Он слышал, как мальчик, торжествуя, покинул своё укрытие и, промчавшись обратно, скрылся во второй комнате.
– Чешуя саламандры! Так, значит, ты не здесь! – воскликнул художник с притворным разочарованием.
Потом подождал немного, чтобы мальчик успел спрятаться, и продолжил поиски.
Глава четвёртая
В последующие дни Сакумат и Мадурер много времени проводили вместе, играя и разговаривая.
– Что ты напишешь, Сакумат? – спрашивал мальчик.
– Пока не знаю, Мадурер. Я много думал об этом, но воображение моё остаётся пустым и белым, как стены этой комнаты.
– Но ведь что-нибудь напишешь обязательно, правда?
– Конечно, Мадурер. Но вначале нам с тобой надо поговорить