она, пригожая. Теперь Фимка в суконные ряды направился, ведь поизносился, приодеться ему захотелось. И опять идёт, улыбается. Но просить, ничего не просит, просто прохаживается. И тут суконщики сами с ним заговорили.
– Эй, парень,… да ты посмотри-ка на себя, как поизносился!… И френч не той кондиции, и портки потрёпаны, рубаха ненова,… да и картуз менять пора!… – кричат ему со всех сторон, а он нехотя так им и отвечает.
– Эх, кабы мне бы денег, так я бы уж ткани накупил, да приоделся не хуже вашего,… а так приходится старое донашивать… – сказал и эдак виновато улыбается, мол, простите, что в ваши торговые ряды таким неопрятным явился. А торговцы как увидели эту его улыбку, так сходу загомонили.
– Ну что ты, мил человек,… да разве ж в деньгах дело-то!… Ну их, к лешему,… мы тебя и так приоденем, без денег, задаром, сами заплатим!… А то где же это видано, чтоб такой-то ладный человек да в обносках ходил!… – заголосили они, да как кинуться к нему мерки снимать. И пяти минут не прошло, а торговцы ему уже и новые портки, и картуз, и френч с рубахой, и даже яловые сапоги справили. В один миг переодели его и на выход с рядов проводили, ни копейки не попросили, а только умоляли, чтоб он к ним ещё не раз заходил, да своей улыбкой доброе настроение наводил.
6
И вот идёт теперь Ефимка по ярмарке весь в обнове, сытый, напитый, и всё-то у него как прежде получается; ничего ему просить не приходится, торговцы опять всё сами ему дают, и даже упрашивают, чтоб брал. Прямо наваждение какое-то от его улыбки, всё по его выходит. Хочет он сытости, на тебе еды, пожалуйста. Желает лоску да обновы, и тоже на возьми, пожалуйста, носи на здоровье, всё ему дают за просто так. У Фимки аж дух захватило от такого.
– Это же надо что творится-то,… все мои желания сбываются,… права была ведьма, моя улыбка любую душу, как дверь с сокровищами открывает,… это ж какие перспективы… да я, если захочу, озолочусь!… Тут ни какие-то подачки ассигнациями на открытие трактира собирать, здесь куш повыше можно взять!… На дворец с прислугой не грех загрести!… – вновь размечтался он, но голос разума оказался сильнее, и ему опять лишь тёплой постельки захотелось. Тут-то он и вспомнил про ту голубоглазую девицу, торговку медовухой.
– Ха!… а почему бы мне к ней и не обратится?… ведь она меня сама проводить в тенёк обещала,… вот пусть и выполняет своё обещание,… тем более скоро уже вечер, отдыхать пора… – решил Фимка и вновь в питейные ряды подался. А там, в рядах, действительно уже к вечерней зорьке готовились; товар поковали, убирались. Ефимка мигом нашёл ту голубоглазую красавицу и сразу к ней с улыбкой обратился.
– Ну что скажешь, милая девица?… как я тебе теперь глянусь?… Смотри, как меня мои новые дружки приодели!… Вон, даже сапожки яловые справили… – хвалится он перед ней, куражится, а она ему в ответ.
– Вот так свет!… А ты и вправду совсем другой стал,… теперь ещё пригожей выглядишь!… да и улыбка твоя краше стала, будто обновилась!… Вон, какой сударь получился!… И что же тебя опять ко мне