плюшевым истуканом, оказавшись в руках хозяйских детей. По крайней мере, так думали госпожа Дилсон и он сам.
Отойдя от путешествия в удаленное от центра Коньково из нового монолитного дома в Большом Афанасьевском переулке, 28, апартаменты в котором господин Дилсон купил еще на стадии строительства, Бон-Бон с опаской огляделся. Всю жизнь его перевозили из одного прекрасного места в другое, еще более прекрасное. Стало быть, тут тоже должна находиться ванная комната с хрустальными люстрами и джакузи – еще больше, чем прежде, а ведь и в той он каждый раз, как его мыли, боялся утонуть. Не менее трех раз в день.
Очевидно, за стеной находилась кухня – оттуда пахло едой, а раз так, то там пряталась приставленная к нему филиппинка, которая готовила очередное блюдо из консервов или размешивала полезные для мальтийских болонок витаминные коктейли. Каждый день она приставала к нему с этими витаминами, беспрестанно терзала расческой, а главное – после каждой помывки опрыскивала одеколоном, потому что хозяйка хотела, чтобы от него хорошо пахло. На улицу филиппинка носила его на руках, а принеся обратно, мыла и душила еще более тщательно, поэтому гулять Бон-Бон не любил.
Сейчас на кровати Бон-Бон чувствовал себя в относительной безопасности, радовался, но и недоумевал временному затишью вокруг собственной персоны.
В это время Леня сидел за стеной на кухне и смотрел на часы.
– Как долго этот паразит будет валяться на моем месте? – строго спрашивал он Надежду Бенционовну. – Прошел уже час. Я тоже хочу полежать с газетой.
– Как тебе не стыдно, – тихо, будто Бон-Бон может услышать, понять и обидеться, увещевала его Надежда. – Собака пережила стресс, скучает по хозяевам. Он же не лает и не дерет обои. Подумаешь, лег на твое место. Иди посиди в кресле.
– Лучше пройдусь по району, – решил Леня.
– Ты… это, – осторожно попросила его Надежда Бенционовна, провожая до дверей, – объявление с дверей подъезда сними. Как-нибудь незаметно. Будто хулиганы сорвали.
– Может, еще насрать у мусоропровода? – пробормотал Леня, когда дверь за ним закрылась. Дверь подъезда с сорванным объявлением.
– Ой, а кто это у нас просыпается, ой, а чьи это глазки открываются?
Бон-Бон сонно приоткрыл один глаз и вопросительно уставился на Надежду, которая ласково почесывала его за ухом.
Его утро всегда начиналось с получасового расчесывания, поэтому он обреченно вздохнул и лег на спину: ежедневный ритуал без вести пропавшая филиппинка обычно начинала с живота, потому что в основном хозяева смотрели на Бон-Бона сверху и сбоку, стало быть, именно на спине и боках шерсть должна была быть начесанной в последнюю очередь и оставаться непримятой как можно дольше.
У Нади – он уже знал, как зовут приставленную к нему вместо филиппинки служанку, – видимо, не оказалось в доме расчески, потому что она принялась гладить его по животу пятерней. Нельзя сказать, чтобы Бон-Бону это не понравилось. По заведенной традиции он попеременно подставил ей