и поплелась на кухню.
Святые силы, помогите мне справиться! Какое уж тут мировое господство, если мой великий и могущественный опекун не знает, что такое градусник.
Нерон маячил за спиной, пока я мерила температуру, заряжала гемосканер и прикладывала его к вене.
– Объясни, что с тобой!
– Парагрипп, – ответила я, проверив результат анализа.
– Это опасно? Ты умрешь?!
Несмотря на плохое самочувствие, хотелось смеяться.
– Начинается ларингит, я потеряю голос.
– Как это? Совсем? Навсегда?!
Не удивлюсь, если Нерон никогда не болел.
– Все будет в порядке, не волнуйся! Охрана слетает за сывороткой, и через сутки мне станет лучше.
Впервые я ощущала себя сильнее опекуна, но меня пьянила не власть, а испуг в его голосе. Нерон наблюдал за мной две ночи подряд, не засыпая. Я млела, таяла от его внимания и переживаний. Мечтала напропалую.
Нерон боится меня потерять.
Я значу для него намного больше, чем он сам осознает.
Нерон меня любит.
Он разбудил меня в пять утра после того, как спала температура.
– Анна, я больше не могу ждать, – сказал, вытаскивая меня из постели.
Все во мне откликнулось. Душа, тело, каждая часть меня изнывала от нетерпения. Нерон осознал, что любит меня, и теперь мы будем вместе. Полностью, по-настоящему, как мужчина и женщина.
– Да, – еле выговорила я.
Он обнял меня за талию и поставил на ноги.
– Анна… – сказал хрипло, – я… я должен… я хочу…
Он замолчал, я слышала только его тяжелое дыхание. Чувствовала его всем телом, прижимаясь все ближе.
– Да! – всхлипнула от восторга. Признания посыпались с губ, перебивая друг друга. – Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Ты невероятный, всесильный…
– Анна! – Нерон отстранился. – Я пришел, чтобы убедиться, что твой дар не пострадал от болезни. Я не вижу твою ауру, но могу определить уровень силы. Извини, но я больше не могу ждать, я должен проверить прямо сейчас.
Дар. Всегда только дар, никогда я.
Надежды опали жухлыми листьями. Смущения я не чувствовала, пусть Нерон знает правду и делает с ней что хочет. Убедившись, что мой дар не пострадал, он выдохнул с облегчением и направился к выходу.
– Между прочим, я все еще болею! – проворчала я вслед. – Мне бы теплого питья и грелку…
Он не ответил и исчез на неделю.
Кризис подросткового возраста наступил с опозданием, уж слишком необычной была моя жизнь. Бунтарство осталось во мне, нерастраченное и ищущее жертву, и в восемнадцать лет оно полезло наружу. Меня раздражало поведение Нерона, его секреты, дурацкие капюшоны, тьма, скрывающая глаза. Я заявила, что не стану больше разговаривать, пока Нерон не покажет лицо. Наше противостояние продлилось три недели. Я проиграла, сломленная мучительной скукой. Вся моя жизнь вращалась вокруг Нерона, а он игнорировал мои чувства.
Слуги, Тереза и Матиас, результат последнего удачного эксперимента,