Ишан прикрыл глаза, вспоминая образ. – Она высокая, почти такая, как я, стройная, как кипарис. Волосы у нее черные, как самая темная ночь, а глаза синие, как небо. Ее улыбка похожа на радугу после дождя…
Когда он замолчал, Маташ долго ничего не говорила, смотрела вдаль, и взгляд у нее был странный.
– А я? – наконец сказала девочка, – какая я?
– Ты? Ты маленькая, гибкая, как молодая ива, волосы у тебя черные, как перья в крыле ворона, глаза бирюзовые, как глубокие озера, а смех, как журчание весеннего ручья…
И опять Маташ долго молчала.
– Отец мог тебя убить, – наконец сказала она.
Ишан поколебался, но сказал:
– Мне кажется, твой отец многих убил.
Но Маташ не обиделась.
– Все – это все. А ты в камне разглядел дракона, в моих глазах – озера, в улыбке Ашат – радугу. Ты особенный.
Пользуясь случаем, Ишан попросил:
– Отрежь мне халвы… не для еды.
Она молча отрезала длинный узкий кусок, положила в тыквенную бутылку с широким горлышком:
– На.
– Спасибо.
– Ты давно ее знаешь?
– Ашат? Все четырнадцать лет, мы вместе росли.
– А теперь ты меня будешь видеть четырнадцать лет, ты не уйдешь отсюда.
Маташ негромко сказала, но зло. Поделом тебе, Ишан, нечего язык распускать, не забывай, где ты и в качестве кого.
Ближе к вечеру появился Сакрам. Ишан как раз Маташ рассказывал сказку деда Ширшана. Сначала в воздухе возник маленький смерч, а потом на его месте оказался человек. На руках у него был уже знакомый Ишану черный волк. – Иди, – сказал Сакрам, опуская животное. Волк отбежал в сторону и лег невдалеке, глядя на Ишана.
Сакрам казался довольным.
– Ну как провели день? – весело спросил он.
– Хорошо, – сказала Маташ.
– Я рад, что ты не ошиблась. Ну, угощай отца.
Пока поели, село солнце, наступила темнота.
– Спать, – зевнул Сакрам, – завтра тяжелый день, спать.
Утром Ишан проснулся рано. Увидел купол шатра, сначала не понял, где он, потом вспомнил. С утра все беды кажутся не такими страшными, хоть понимал Ишан, что положение его непростое, не хотелось ему унывать. Остальные еще спали, и Ишан осторожно, чтобы не разбудить их, вышел наружу.
Холодный утренний воздух взбодрил тело, Ишан поежился и замер – в двух шагах от него сидел Шамсин и смотрел не отрываясь. Злой это был взгляд, нехороший. Ишан почувствовал, что хочет бежать; знает, что бесполезно, волк в два прыжка его догонит, и все равно хочет. Потому что в Ишане говорит страх. Так дело не пойдет, сам себе сказал Ишан и направился к очагу. Там он набрал в ладонь мяса из вчерашнего плова и подошел к волку.
– Вот, держи, – дружелюбно сказал мальчишка, высыпая мясо рядом с животным, – друзьями мы может и не станем, но не обязательно быть вра…
Он не успел ничего сделать, как острая боль ожгла правую руку. Ишан охнул и закусил губу.
– Будешь знать, – раздался сзади веселый голос Сакрама. – С Шамсином шутки плохи. Кусай его, Шамсинчик, но убивать без приказа не смей. Понял?
Волк посмотрел на хозяина и с недовольным видом пошел прочь. Видимо, ему очень