такие моменты в жизни, стал он размышлять, а как сделать так, чтобы и другим было легче переживать клевание других птиц. Так увлеченно он об этом задумался, что выбрал для себя, не совсем обычное для гусей занятие – «пониматель птиц».
Время шло, Гусёнок рос, и стал Гусихой, по крайней мере, она сама так считала. Гусиха, и все. Ну получил она в птичьем высшем слёте свою такую ценную листовку, с важным названием «пониматель птиц». А что толку, пруд, в котором жили птицы, хоть и был достаточно большим, но все же мало было в нем живительного притока. Кое-кто за свои умения получал доступ к тому, чтобы жить в большом водоеме, где много полезной еды, где можно легко менять свое оперение с зимнего на летнее и наоборот, свить уютное прекрасно гнездышко, ведь в большом водоеме и возможностей больше, да что там говорить, с большого водоема и в страны далекие легче летать, разгону то, по шире будет. Те, кто не мог расчистить, или найти дорогу к большому водоёму, были вынуждены питаться теми малыми крохами, которые были в их пруду. А некоторым даже приходилось обращаться к бобрам, которые давали в долг древесины для гнезда, ряски для питания, а кому и дополнительных крыльев, чтобы страны дальние посмотреть. Но потом, все это нужно отдавать было бобрам, да ещё в три раза больше.
Так и наша Гусиха попала к бобрам в зависимость, не видела она другого выхода, не знала, как можно ещё по другому найти свой путь к большому водоёму. Как рыбы зимой бились об лед, так и она всякую работу для других птиц делала, хваталась за все подряд, и чувствовала себя этой рыбой, что бьется об лёд. Мысли только об одном, чтобы с бобрами рассчитаться, да посмотреть на небо звездное, на солнышко лучистое спокойно, без опасений, что завтра могут прийти бобры, долги спрашивать.
Однажды, с такими грустными мыслями отдыхала Гусиха в своем гнезде, которое одолжила у бобров. Как вдруг сверху падает перед ней перышко дивной красоты.
«Что за чудо!» – подумала Гусиха и взяла его в руки. А пёрышко то, не простое оказалось. Посмотрела она на него, и видит перед собой птицу красоты невиданной! Диву дается Гусиха, надо же, красота какая. Вдруг пёрышко ещё и говорить с ней начало.
– Ну, здравствуй внученька наша, Лебедь Прекрасная! Давно не виделись, заскучали мы за тобой.
«Надо же, говорящее перышко ещё оказывается» – подумала Гусиха.
– Чего же ты молчишь, чего не отвечаешь?
– Это вы меня что ли, спрашиваете? – чуть не подпрыгнула она.
– Тебя —тебя, Лебедушка!
– Ээ, простите, вы видать ошиблись, я Гусиха, думала, что Лебедь со мной и разговаривает.
– Да, вот ведь как тебя заколдовали, не видишь, не слышишь, – сокрушенно вздохнул голос доносящийся из перышка.
– Кто заколдовал, когда заколдовал?
– Твоих не очень далеких как мы, предков, Колдун заколдовал, стали они Гусями себя считать, в море-океан перестали путь искать.
– Ой, простите, я и не спросила от удивления, а кто со мной разговаривает.