ротмистр лейб-гвардии и завзятый театрал, и через много лет не мог забыть о том, что главная героиня «была ростом немного поменьше флангового гвардейского гренадера и умела вскрикивать так, что зрительниц охватывала нервная дрожь от испуга». А нынешние… Где гренадерские стати? Где вскрик?.. Ну, положим, вскрикнуть еще смогут. Но где найти такую публику, еще и прекрасного полу, чтоб нервно задрожала от испуга? Задрожишь их – как же! Раньше молодой человек, собираясь с девушкой в театр, сомнений не имел – задрожит. Потому и вел. И в полутьме ложи какого-нибудь бельэтажа можно было обмахивать, обмахивать ее веером, подносить к прелестному носику флакончик с нюхательной солью, а то и расшнуровать что-нибудь ненароком. Теперь везде кондиционеры, шнуровки у барышень только на кроссовках, а нюхают они сами и такое… И главное – кто теперь сходит с ума от любви? От банковских счетов, от мерседесов, от нефтяных месторождений, от налоговых инспекторов, от черта в ступе – сходят, но от любви… Спрашивается, при такой-то обстановке в зрительном зале, – что можно сделать на сцене?..
Еду на работу, а рядом старушка сидит и читает большую, глянцевую, аж глаза слепит, книжку с названием «Леди Диана и Камилла Паркер Боулз».
– Вот, – думаю, – как же там все было у них затейливо… Приходит Чарльз под утро домой – понятное дело, задержался на совещании в министерстве или, там, адмиралтействе. Ну, и пробирается тихо, как мышь, к себе в спальню горничной. Скрипнул нечаянно дверцей холодильника – у них во дворце все холодильники-то антикварные – лет по триста им, ну и скрипят ужасно. И тут – раз: «Где был, подлец? У Милки своей был?!» Диана, когда они ругались, Милкой ее называла. Еще и фамилию ее никогда не произносила как Боулз – только Боллз. И давай в стену коллекционным веджвудским фарфором кидаться… На следующее утро бежит свекрови жаловаться: «Знаете, мама, с кем вашего сына вчера видели? Знаете?!» А свекровь ничего ей не ответит. Промолчит и все. Только подумает – ведь не зятя же видели, а сына…
– У вас медведи с чем?
– Ни с чем. Это коровы.
– А коровы…
– Ни с чем. Это…
– Не коровы?
– Женщина, вы меня не путайте! Я здесь на солнце стою! Это коровы ни с чем. Пустых брать будете?
– Да хоть на луне стойте. Нечего мне здесь хамить! Я ребенку беру. Взвесьте мне одну корову… Две взвесьте!
– Митенька! Митенька! Ты хотел медведя – на! Попробуй мне только не сожрать эту корову целиком! Я запихну ее тебе не знаю куда. После обеда получишь вторую, и ее…
Вот раньше были зрелища. Зайдешь в какой-нибудь балаган, а там тебе задешево покажут бородатую женщину, или заграничную сирену, или нашу, отечественную русалку, пойманную возле Калязина и знающую слова рыбаков – те, заветные, которые они говорят, когда сеть зацепится за корягу. Хочешь – женщину за бороду дергай, а хочешь – русалку покорми с руки пескариками, которые тут же по копеечке продаются. А не то – пой с сиреной дуэтом. Где теперь эти балаганы…