мы запланировали сходить на каток. Пойдёшь с нами? А через месяц вернусь из командировки, сходим на концерт.
Знал бы Коля, что произойдёт через месяц!
Округлив глаза, Аня медленно повернула голову в сторону отца.
– Он кататься не умеет.
– Почему, умею, – откуда эта смелость, – пойду!
Отец улыбнулся:
– Тогда беги за коньками! Встречаемся через час на стадионе.
Счастливее чем тогда, когда стремглав нёсся домой за коньками, он себя в жизни больше не чувствовал.
Под нескончаемый «один раз» Анны Герман катались долго. Когда подмерзали, заходили в крытую часть стадиона, угощались купленными Николаем Степановичем пирожками с капустой и сладким чаем. За катанием разговорились. Помог Анин отец, исподволь расспрашивая, чем Коля занимается, чем интересуется, часто ли ходит в филармонию, кто его родители. Отвечая на простые вопросы, Коля незаметно преодолел смущение, открывшись совершенно с новой стороны. Когда отец узнал, что мальчик поёт в хоре, многозначительно посмотрел на дочь, по-особенному покачав головой.
Домой возвращались в седьмом часу: они с Аней впереди, Лещевский чуть поодаль.
– А ты ничего, можно с тобой дружить. И катаешься хорошо. На фигурное катание ходишь?
– Нет. Это меня папа научил. Он знаешь какой?! Он всё может!
– Заходи в понедельник за мной, вместе в школу пойдём.
– Хорошо… А как же Воронцов?
– А что Воронцов? Втроём и пойдём. Он портфель понесёт, ты – сменку. Идёт?
Холодок пробежал по спине, как предчувствие нехорошего: вроде вот оно – счастье, а уже понял – нет! Упустил! Или ушло?
Зайдя в подъезд, услышал отцовский бас:
– Куда ты дела эти чёртовы билеты!
– Да не брала я их! Как ты положил на сервант, так там и лежали.
– Тогда куда они делись? Ноги у них выросли? Сами в филармонию ушли?
«Это конец! Что я наделал?!»
– Ты где был? На катке? Раздевайся.
Коньки соскользнули по безвольной руке, гулко стукнув о деревянный пол. Расстегнуть пальто при отце не смел – под ним из нагрудного кармана пиджака торчали билеты.
– Чего ты ждёшь? Раздевайся, ужин давно остыл. Следующий раз будь любезен ставить нас в известность, если уходишь так надолго, и приходить вовремя, когда вся семья ужинает.
Делать нечего. Он вынул из-за пазухи мятые, пропитанные счастливым потом пригласительные и, зажмурившись, протянул отцу.
Вот тогда отец впервые обратился к нему: «сын!»
4
Интересно, отец помнит эту историю? – подумал, поднимаясь в роскошный зал заседаний по мраморной лестнице.
Говорили, как всегда, много, долго, и всё вокруг дела. Наши заседания – национальная черта, скорее даже – болезнь. Учиться надо у муравьёв. Никаких заседаний, а «план» выполняют, и ни одного выпившего на работе. Сколько я времени на таких заседаниях потерял? Полжизни! А умножить на всех присутствующих? А по всей стране?! Да перевести в человеко-часы? Как у Райкина –