яблок и слив. Когда я ел этот немудреный завтрак, понял, почему Данила такой худой – парню в таком возрасте надо питаться получше. Мне, честно говоря, эта еда не лезла в рот, но молодое тело просило еще и еще.
После завтрака я выбрался на поверхность и осмотрел место, в котором мне предстояло жить. Землянка была выкопана прямо на высоком берегу маленькой речушки, на которой виднелась запруда из камней. Наверное, сам Данила и сделал ее, чтобы можно было поплавать в речке, так как воды в ней было по колено. На другой стороне речушки простиралось огромное моховое болото. А на нашей шумел светлый сосновый бор, в который прямо от землянки убегала узенькая тропка.
«Неплохое место выбрала старая, – подумал я. – Летом здесь благодать, а вот как зимой тут жить? Ужас один».
Пока я осматривался, на тропке появились две девчонки в длинных до земли сарафанах, закутанные в платки так, что открытыми оставались только глаза.
– Данька! – издали закричали они. – Мы к тебе идем купаться, мамка нас за ягодами отправила, вот посмотри, сколько мы насобирали! В малине оводы такие кусачие, под сарафанами все чешется.
И девчонки тут же, рядом со мной, скинули все свои тряпки и с визгом бросились в прохладную воду. Действительно, оводы покусали их прилично, все ноги и ягодицы были в волдырях.
Девчонки прыгали, визжали, плескались и звали меня.
На шум появилась бабка Марфа, при свете дня она оказалась страшней, чем в землянке. Зубов у нее не было, кроме одного нижнего клыка, который вылезал поверх губы, лицо сморщенное, как печеное яблоко.
Бабка с удивлением уставилась на меня:
– Данька, а ты что не купаешься? Тебя же еще вчера от девок этих было не оттащить! Да уж, крепко тебе память-то отшибло!
– Да, бабушка, мне что-то не хочется в воду лезть, холодно еще, вот попозже можно и окунуться.
– Ну, смотри, дело твое. – И она, повернувшись к девчонкам, заорала: – Я сколько раз вам говорила, охальницы, не трясите грудями перед парнем, за этим сюда ходите? Вот ужо розгами задницы голые разукрашу!
Я смотрел на девчонок, которые после бабкиного крика вылезли из воды, стали торопливо одеваться, и чувствовал, как на это реагирует молодое тело. Еще вчера такие девчонки с только намечающимися очертаниями груди не привлекли бы моего внимания – внимания хирурга, который каждый день видел столько женщин, что иногда ему не хотелось смотреть на них совсем. Но сейчас мой организм реагировал на голые тела совершенно правильно и не спрашивал разрешения у разума.
Девчонки, подобрав свои корзинки, убежали, а бабушка пошла на огород, в котором у нее росли не овощи, а лечебные травы. Присев на землю, она стала пропалывать сорняки. Ее пальцы были искривлены и черны от грязи, въевшейся в кожу намертво. Глянув на меня, бабка проворчала:
– Уже и сама забыла, что ты ничего не помнишь. Давай-ка живо в лес за хворостом, чтобы на несколько дней наносил. Веревка у дверей висит, а топор вот там воткнут.
Я взял веревку, топор и направился в лес. Валежника вокруг землянки практически