человек, переживший утрату, смог достаточно отделиться от утраченного супруга и вернуться к нормальному функционированию, нормальной жизни. Но эта проблема не так проста, как кажется! Она значительно сложнее!
Одним из наиболее интересных открытий, сделанных в ходе моего исследования, стал тот факт, что значительная часть овдовевших супругов – около двадцати пяти процентов – не просто возвращаются к жизни или на прежний уровень функционирования, помимо этого происходит значительный личностный рост».
Эрнесту нравилась эта часть выступления; любая его аудитория находила ее значимой.
«Личностный рост – не абстрактное выражение. Я не знаю, как это можно назвать. Может, понятие «повышенное сознавание существования» лучше отражает суть данного явления. Я только знаю, что определенный процент вдов и некоторые вдовцы научаются относиться к жизни совершенно иначе. Они начинают совершенно иначе оценивать самоценность жизни. Появляются новые приоритеты. Как можно характеризовать это? Можно сказать, что они перестают обращать внимание на мелочи. Теперь они способны отказаться делать то, что им делать не хочется, они посвящают себя тому, что действительно имеет значение: любви близких друзей и семье. Они также учатся пить из родников своей креативности, чувствовать смену сезонов и красоту природы. Возможно, самым важным приобретением является пронзительное ощущение собственной конечности и, как следствие, умение жить в непосредственном настоящем, не откладывая жизнь на неопределенный момент в будущем: на выходные, на летний отпуск, на пенсию. Все это более подробно описано в моей книге, в том числе и причины и происхождение этого сознания.
А теперь я готов ответить на ваши вопросы». Эрнест любил отвечать на вопросы: «Как долго вы работали над этой книгой?», «Описания случаев в вашей книге реальны, и если да, то как вы решаете проблему конфиденциальности?», «Ваша следующая книга?..», «Насколько действенно терапевтическое воздействие при переживании утраты?» Вопросы относительно терапии всегда исходили от людей, переживающих личную утрату, и Эрнест прикладывал максимум усилий, чтобы отвечать на эти вопросы со всей возможной деликатностью. Так, он отвечал, что переживание утраты, по сути своей, ограничено во времени – пережившие утрату люди в большинстве своем приходят в норму как при терапевтическом вмешательстве, так и без него, причем нет никаких доказательств того, что те, кто пережили утрату и проходили впоследствии курс терапии, по истечении года чувствуют себя лучше, чем те, кто к терапевту не обращался. Но, чтобы не показалось, что он принижает значимость терапии, Эрнест поспешил добавить, что существуют доказательства того, что терапия может сделать первый после утраты год менее болезненным, а также неоспоримые доказательства эффективности терапевтического воздействия на людей, переживших утрату и испытывающих сильное чувство вины или злость.
Все вопросы были привычными и приличными – ничего иного от Пало-Альто он и не ожидал. Вопросы