к тому, что они могут свалить вас с ног от радости.
И трижды хлопнул в ладоши.
Сначала ничего не произошло. Потом туман заколыхался, и на Лужайку, разметывая в стороны высокие стебли травы, стали выбегать собаки. Это было удивительное зрелище, лучше, чем концерт в Ла-Скала или лазерное шоу в цирке Дю Солейль: большие и маленькие, лохматые, гладкие и даже голые, рыжие, черные, палевые, пятнистые, кипенно-белые, собаки мчались, звонко взвизгивая от счастья, переполняя все вокруг любовью. Ника упала на колени и ощутила, как чудесно пахнет небесная трава:
– Милые мои, – протянула она руки к собакам: – Ко мне, ко мне!
Собаки не заставили ждать. Они принялись тыкаться дивно нежными носами в ладони, шею, лицо, облизывали руки и тянули за рукава и подол платья. Ника совсем повалилась в траву и, хохоча, исчезла в виляющей хвостами куче:
– Вот оно, глупое счастье!
Поскольку в вечности время не имело места, Ника не знала, как долго она предавалась этому безудержному счастью. Наконец успокоившись, она уселась удобнее; спину ей грел лохматый кавказский овчар, на коленях сопели мопс и кремовый чихуахуа, под локтем правой руки юлила рыжая такса, под левой – подставляла пузо шелти. На ступни навалились две пестренькие дворняжечки, по виду брат и сестра. Остальная орава расположилась поблизости и глазами, полными небесной нежности, созерцала новую жительницу Горнего Переделкино, а также Пастернака, который сидел, опираясь на мощную акита-ину и почесывая черного спаниеля.
– Нравится, Ника? – усмехнулся он.
– Я в сладостном безумии! Право, меня радует, что здесь я на целую вечность, я успею переласкать, причесать и поиграть со всеми собаками много-много раз!
– Это да. Вы так любите собак?
– Беспредельно! Жаль только, что там остались без меня два моих пса, они будут тосковать… У меня сейчас мелькнула ужасная мысль: пусть бы отец усыпил их, тогда они скорее попадут сюда, и все мы будем бесконечно счастливы! Скажите, я могу взять кого-нибудь из них к себе в… дачу?
– Конечно. Просто нареките собаку, дайте ей имя, и она будет вашей.
– А как здесь с собачьим кормом?
– Тут у всех – людей и животных – общее питание. Можно называть это амброзией, как греки, или сома, как индуисты. Оно нисходит и укрепляет, стоит лишь попросить об этом. Возможно, это благодать, ибо оно невещественно. Пироги, чаи – это просто игра в нормальную жизнь, вы же понимаете.
– Да.
– Ну, выбирайте собаку, Ника, и идем осматривать дачу.
– Ага, я сейчас.
В той жизни Ника, хоть и любила своего Жама, мечтала об огромной собаке, надежной как танковая броня. Сейчас же, увидев белого маламута, она вскипела сердцем и сказала гордому псу:
– Идем со мной, Фараон!
– По-моему, это девочка, – присмотрелся Пастернак.
– Тогда – Клеопатра. Клео, ко мне!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив