удовлетворяли вас, или к тому, что вы материально благополучны? Сможете ли вы быть счастливы, не будучи привязаны к таким вещам? Конечно, легко согласиться с буддистами, утверждающими, что медитация – путь к избавлению от привязанностей, но это не объясняет человеку, привыкшему к стандартным определениям счастливой жизни, почему, собственно, ему может понадобиться ступить на этот путь.
Впервые я усомнился в правильности этих общепринятых взглядов, увидев заглавие небольшой книжечки одного американского учителя дзен, который к тому же оказался профессиональным психиатром. Она называлась «Конец поисков счастья», и ее автор по имени Барри Магид утверждал, что идея использовать медитацию, чтобы сделать свою жизнь «лучше» и «счастливее» в любом из обычных значений этих слов, является заблуждением. Ее смысл заключается в другом: научиться останавливаться в своих желаниях, не пытаться контролировать мировосприятие других людей, оставить попытки заменить неприятные мыли и чувства приятными и убедиться в том, что результатом отказа от «поисков счастья» может стать состояние глубокого душевного покоя. Если быть точным, речь в данном случае идет не совсем о смысле, поскольку Магид оспаривал идею того, что в медитации может быть «смысл». Под этим он подразумевал, что наличие смысла или цели превращает этот метод в очередной инструмент достижения счастья, способ удовлетворить наше желание продлить одни душевные состояния и избавиться от других. Все это выглядело крайне запутанно. Какой смысл может быть в бессмысленном занятии? Почему нужно прекращать поиски счастья, не обретая его, и не означает ли это продолжения тех же поисков более изощренными способами?
Барри Магид вел свою психиатрическую практику в большом, скудно меблированном помещении на первом этаже жилого дома рядом с Центральным парком в западной части Верхнего Манхэттена. Помещение было освещено только настольной лампой, а два кожаных кресла стояли необычно далеко друг от друга по противоположным стенам, и казалось, что голова Магида выплывает на меня прямо из темноты. Это был высокий, похожий на филина мужчина ближе к шестидесяти, в очках в тонкой металлической оправе. Он с легким интересом во взгляде выслушал мой путаный вопрос о буддизме и непривязанности и заговорил на совершенно другую тему.
По его словам, прежде всего мне следовало понять смысл мифа об Эдипе. Знаменитая история древнегреческого царя, который убивает отца, женится на собственной матери, навлекает гнев богов на свою семью и город и в отчаянии выкалывает себе глаза, являлась для Магида прекрасной метафорой поисков счастья. Это почти не имело отношения к «эдиповому комплексу» – теории Фрейда о тайном желании мальчиков совокупиться со своими матерями. Как пояснил Магид, истинное значение мифа состоит в том, что именно усердные попытки изгнания своих бесов делают их сильнее. Это «закон обратного действия» в мифологическом виде: приверженность к определенному пониманию счастья и борьба с любыми возможностями