Когда лампадку тушить надо, знает. Она отвлекает ум. Я раньше думал, что глаза надо закрывать, но глаза закрываешь – сон нападает. А надо, чтобы темно было. Он и говорит: «А теперь, отец Мардарий, мы лампадку тушим, и давай становиться на Иисусову молитву. Я сейчас сотню, молча, прочитаю – умом и сердцем только. И ты так твори». Я говорю: «Хорошо». А в конце сотни мы произносим вслух: «Молитвами святых отец наших…» Это значит, что сотня закончена, переходим ко второй. В начале сотни читаем три молитвы вслух, остальные – молча. Садимся и так молимся. Так немного разгоняется сон. «А если один, то никак», – говорит отец Аввакум. Он закончит свою сотницу начинаю я, и так попеременно. Так у нас молитва и шла до утра. С двух и до семи. В основном, сидя, но можно иногда стоя, если сон сильно нападает. Отец Аввакум очень довольный был. «Ну, – говорит, – отец Мардарий, ты теперь свободный, теперь можешь в свою келью идти». Он потом у себя молится, а я – у себя: утешился он. «Хорошо, – говорит, – у меня теперь сна ночью нет, а то я как просплю, такая скорбь, такое уныние нападает». Не мог он избежать искушений от уныния. Часто открывал это отцу Мардарию, который имел радостное состояние души. А для отца Аввакума это было ощутимой духовной поддержкой.
Один монах-пустынник рассказывал, что уныние в миру не сравнится с пустынническим. Муха пролетит, а ты думаешь, какая счастливая, может полететь и людей увидеть.
Страхи
«А у меня, – говорил батюшка, – такого не было. В час ночи встану хоть летом, хоть зимой. Выхожу в сарайчик, там прохладно. Руки снегом потру, лицо потру, чтобы сон отогнать (так святые отцы делали). Потом захожу в келью и начинаю вслух Иисусову молитву петь. Василий Великий пишет, что вслух можно. И так, пока сон не отойдет. А потом уже тихо молюсь, так как звук нарушает внимание: что-то услышишь и отвлекаешься. Всенощную молишься, молча, по памяти, а остальное – по книгам. Но в основном – по памяти. Думаешь: «Когда же разговор услышу? Однажды заговорил и даже перепугался – свой голос услышал».
Это произошло, когда батюшку предупредили, что его хотят убить местные жители-кавказцы. Он жил высоко в горах и в полном уединении. Но был один охотник, который заходил к пустынникам, пил чай, беседовал. Однажды он зашел к пустыннику N., побыл немного и ушел. Через некоторое время N. услышал выстрел и, не придав значения, подумал, что это охотник стреляет, а оказалось, что за охотником следили и его убили. Когда узнали об этом сыновья охотника, они сразу решили найти убийцу и отомстить за смерть отца, по традиции, принятой у них, кровной мести.
Убийцу не нашли, но недалеко от места убийства находилась келья пустынника N., и сыновья знали, что отец заходил к нему, и решили убить его. Пустынника N. предупредили, и тот покинул свою келью. Ушел еще выше в горы и поселился в пещере, но настолько узкой и мелкой, что даже ноги не умещались в ней. И поскольку все время ноги находились вне пещеры, и под дождем, и под снегом, то вскоре у него началась гангрена. Узнав об этом, благодетели забрали его к себе и показали врачам. Те предложили операцию с ампутацией ног. Но пустынник отказался. И добрые люди оставили