выбил ногой табуретку. Труп провисел до весны, только тогда его сняли и выбросили в овраг.
А я занялся оружием, соорудив импровизированную наковальню из обрезка рельса. Грел поковки в обычной печке и за неимением подходящей кувалды работал обухом тяжелого колуна. К тому моменту, когда стало совсем голодно, были готовы две уродливые сабли, и мы с Андреем ушли на охоту.
– Пап, ты чего? – Голос Андрея пробился через воспоминания.
Бросил взгляд на панель, где светятся цифры электронных часов. Две минуты, всего две минуты… А показалось – прошла вечность. Так и сижу, нажав на тормоз, а в правой руке до сих пор фляжка. И проигрыватель молчит, наверное, это была последняя песня на диске.
– Не обращай внимания, так, нахлынуло что-то. Поехали дальше.
В зеркале вижу, как сын понимающе кивает. Встречный ветерок играет его давно не стриженными волосами, в которых блестит на солнце ранняя седина. Вот уже и седой. А вроде бы недавно носил на руках, катал в коляске, потом водил в детский сад и музыкальную школу, где преподаватель игры на гитаре вечно возмущался сбитыми на тренировках костяшками пальцев. Когда это было? Недавно. И давно.
– Андрюш, вызови Грудцино, они уже в прямой видимости.
– Угу. – Через пару секунд послышалось тихое: – Птицефабрика, ответь Чертобоям.
Откликнулись не сразу, пришлось повторять еще и еще. Наконец динамик захрипел, коротко бросив:
– Курятник, тьфу, Птицефабрика слушает!
– Димка, ты?
– Ага, Гусь-двенадцатый у аппарата.
У Грудцино был общий на всех позывной, полученный в честь самого старшего жителя и основателя нынешнего поселения, дяди Вани Гусева. Его многочисленные потомки, включая правнуков, уже именовались «номерными гусями». Этот, двенадцатый, если не ошибаюсь, один из внуков.
– Чертобои, вы где? Будьте осторожны, со стороны Фроловского какой-то ублюдок прет на джипе, может тащить за собой стаю.
– Дим, это мы едем.
– Ой, – поперхнулся невидимый собеседник. – Извини…
– Ничего. Но запальники на огнеметах все равно не тушите.
– Добро, ждем. Деда сейчас предупрежу.
Глава 3
Деревянный забор, потемневший под дождями, кое-где бетонные плиты с квадратиками в шахматном порядке, поверху – колючая проволока. У нас так же – зимой. Когда надувает сугробы выше человеческого роста, она спасает от попыток тваренышей перепрыгнуть. Если кому-то и удастся, то внизу, по всему периметру стены, перевернутые зубьями вверх бороны. Еще ни разу ловушка не пригодилась, но для успокоения души острия затачивали ежемесячно.
Вся деревня сгруппировалась вокруг нескольких пятиэтажек, водонапорной башни, по совместительству сторожевой, и сельсовета. В последнем больница, или амбулатория, как ее тут называют. Огороды в стороне, обнесены частоколом и высоким плетнем с все той же колючкой. Здесь народу значительно больше, чем у нас, так что