и всесильную на родине, застали здесь беспомощной в какой-то совсем нелепой, унизительной ситуации! Что еще? Конечно же, главное – Макс. Нравился ли он ей? Ну, по крайней мере, она была в восторге от его уважительной манеры общения, приятного тембра голоса, неподдельного внимания и заботы! На какое-то время туристка почувствовала себя в далекой юности – настолько безмятежной и комфортной оставалась атмосфера в палате даже и после его ухода. Елизавете Андреевне было легко со Снигиревым, ее влекло к доктору, и, странно – ей совсем не хотелось кокетничать с ним и морочить ему голову даже самыми маленькими женскими хитростями.
Осознав это, женщина открыла глаза и уставилась в небольшой постер на противоположной стене – настолько удивительным и приятным было новое для нее ощущение искренности, привыкшей за многие годы профессиональной деятельности и болезненных неудач на личном фронте к постоянной фальши, полуправде, а то и откровенной лжи. Она чувствовала, что внутри нее что-то буквально переворачивается и меняется. Сначала это перерождение насторожило чиновницу, но, прислушавшись к себе, Елизавета Андреевна ощутила легкость, будто розовые отсветы восходящего солнца блеснули, на пока еще темном, но уже стремительно светлеющем небе. Эти радостные предчувствия последними промелькнули в ее сознании перед опустившейся непроглядной пеленой, вызванной снотворным.
На следующий день туристка проснулась гораздо позже обычного – солнце ярко-желтыми лучами уже вовсю пробивалось сквозь плотно прикрытые жалюзи окна одноместной палаты. По всему чувствовалось, что ее организм пережил сильнейший стресс и сейчас требует больше времени для отдыха. Встав с кровати, Елизавета Андреевна обрадовано почувствовала, что кожа уже не только не саднит, но и заметила, что та потеряла свою нездоровую, воспаленную красноту. А присев к зеркалу макияжного столика – так и вовсе охнула от удивления! Да что там удивления?! Увидев отражение своего лица, она испытала радостное, граничащее с помешательством возбуждение. И было от чего! Еще раз, опасаясь, горького разочарования, женщина, теперь уже самым внимательным образом всмотрелась в свое отражение – и не узнала себя! Вернее узнала, но та, что сейчас из глубины амальгамы смотрела на Елизавету Андреевну, выглядела лет на десять-пятнадцать моложе прежней чиновницы. Куда подевались возрастные морщинки возле носа, где трагические складки у рта? А где этот, образовавшийся от постоянных волевых усилий залом кожи над переносицей? А некрасивый жировик слева, на крыле носа? А кожа? Откуда у нее такая прекрасная кожа! Гладкая, плотная, матовая, будто слоновая кость и одновременно бархатисто-шелковистая, словно созданная исключительно для нежных поцелуев! Что это за чудо такое с ней произошло? «Сегодня у меня будет самое лучшее в моей жизни свидание!», – всматриваясь в свое помолодевшее, привлекательное лицо, твердо вслух произнесла Елизавета Андреевна и принялась тщательно собираться.
– Елизавета Андреевна, вы восхитительны! – Снигирев в легком поклоне