с которого начался ее чудесный полет.
Трос, намотанный на барабан лебедки, укоротился до нескольких метров. Соня висела почти над самым катером, наполненный ветром парашют со страшной силой тянул ее назад, в небо, но трос держал на привязи.
Теперь она отчетливо видела незнакомцев: собранные в хвост волосы одного, наглые масленые глазки второго. Оба смотрели на нее с каким-то странным выражением.
Длинноволосый отпустил кнопку лебедки, и Соня зависла над самой палубой, трепыхаясь на ветру, как последний осенний листок.
Длинноволосый поднялся на ноги, протянул к ней руку и проговорил:
– Отдай нам то, что тебе не принадлежит! Отдай, и ты останешься жива.
– Что? – изумленно переспросила Соня.
Она еще была переполнена удивительным чувством свободы, ни с чем не сравнимым ощущением полета, и слова незнакомца медленно доходили до нее, как будто между ними было толстое стекло.
– Кто вы такие? – проговорила она растерянно. – И где тот бородатый, где мальчик…
Длинноволосый незнакомец инстинктивно покосился на кипящую за бортом бирюзовую воду, и Соня вдруг с ужасом поняла, что греков выбросили за борт. Происходящее казалось ей дурным сном, страшным сном, от которого невозможно проснуться.
– Кто вы? – повторила она свой вопрос. – И что вам от меня нужно?
– Я сказал, что нам нужно! – процедил незнакомец. – Нам нужно то, что ты купила у мальчишки! Отдай эту вещь, и мы отпустим тебя. А если не отдашь…
В руке длинноволосого сверкнул нож, он помахал им в воздухе возле натянутого троса. Соня представила, как лезвие ножа полоснет по тросу и в ту же секунду наполненный ветром парашют унесет ее обратно в небо. В первое мгновение это показалось ей заманчивым – снова вернуться в пылающую синеву, в ослепительную свободу полета. Но потом она представила, как ветер понесет ее в неизвестность, и от страха по коже пробежали мурашки.
Длинноволосый стоял на палубе катера, слегка покачивающегося на невысоких волнах. Он развел руки, чтобы сохранить равновесие. В правой сверкал нож.
– Отдай мне это! – повторил он нетерпеливо.
Только сейчас Соня поняла, о чем он говорит.
О той странной металлической дощечке, которую она купила у мальчишки на деревенском базаре. О той пластинке, которая теперь висела у нее на шее, вычищенная и красивая.
Она машинально потянулась к этой дощечке, дотронулась до нее и почувствовала исходящее от нее странное, живое тепло.
Отдать ее – и дело с концом!..
Она не знает, для чего этим двоим дощечка, но ей-то она совершенно не нужна…
Но что-то в ее душе противилось такому решению. Она успела сродниться с этой безделушкой, привязаться к ней, и жалко было отдавать ее этому странному типу. Соня в который раз почувствовала, что это ее вещь, только ее, и она не хочет и не может с ней расстаться.
Но иначе… иначе ей грозит страшная смерть!
Она вспомнила бородатого грека и его смуглого помощника