А это моя мама, Наталья Сергеевна.
Женщина кивнула и жестом предложила войти. Пока Тина осматривалась, мама Тимура незаметно вышла на кухню.
– Тим, ты предупредил маму, кто я? – спросила Тина.
Он согласно кивнул:
– Конечно. У нас с ней нет секретов. Она отлично знала, что ты должна приехать. Не волнуйся, всё в порядке, – сказал он и показал на дверь в одну из комнат. – Готова? Пошли.
В первое мгновение Тим всё взял на себя. Он за плечи подвёл Тину к кровати, на которой лежал незнакомый человек и обратился к тому, кого Тина не узнавала:
– Вот, папа. Тина приехала.
Когда она встретилась взглядом с человеком, то невольно вздрогнула. Это был её отец! Изменившийся, сильно постаревший, но это точно был он!
Едва уловимая, но знакомая улыбка коснулась его губ:
– Климентиночка, дочка…
Голос тихий, но это его голос. Рука поверх одеяла поднялась, но сразу упала. И глаза! Это его глаза, но какие они измученные! Болезнь брала своё, и в эту секунду Тина поняла, что забрав, она никогда не отдаст назад то, что уже присвоила. Стало горько, и Тина сама взяла холодную руку:
– Папа.
Забытое слово, которым она, даже мысленно, не называла его много лет.
– Тинка, вот я какой, – услышала она. – Скоро помру.
– Папа! – повторила она, словно пыталась протестовать.
– Да, – подтвердил он. – Это уже ясно, как Божий день.
Увидев, что дочка нагнулась над ним, он предложил:
– Ты присядь. Сынок, подвинь стул. И оставь нас, ладно?
Тим выполнил его просьбу и вышел из комнаты. Тина, не отпуская отцовской руки, присела.
– Вот, дочка, – продолжил он. – Выслушаешь меня?
Она кивнула. Только бы сейчас не расплакаться!
– Я недолго могу говорить, а сказать многое надо. Главное… прости меня, дочка. Я виноват.
Она снова кивнула, сосредоточившись на одном чувстве: почему-то сейчас оказалось очень важно согреть холодную руку. Словно это что-то могло изменить!
Он заговорил, и с каждым словом голос его слабел:
– Я эгоист. Тинка, дочка, хуже любви к самому себе… нет… ничего… я прожил жизнь беспечную, жизнь эгоиста… я встречал и бросал женщин… у тебя хорошая мама… Нина очень хорошая, но я ушёл и от неё… моя вина… мне казалось… я встретил лучше… я забыл о вас… вы – мои дети, а я забыл… о вас… прости…
Когда отец закрыл глаза, Тина испугалась. Но он снова их открыл и посмотрел на неё:
– Я хочу попросить прощение у Кати и у Олега. Нина не простит меня, знаю, но… возьми.
Другая рука достала из-под одеяла белый конверт. Рука дрожала, протягивая его Тине.
Она взяла и положила конверт себе на колени.
– Папа, это письмо? Кому?
– Нине, – ответил он, и снова закрыл глаза. Вдруг по его худой щеке покатилась единственная слеза. – Она не простит и не придёт, но я должен… сказать ей… дочка, отдай письмо.
– Я отдам, – заверила она, отводя взгляд от слезы, и увидела несколько икон в изголовье кровати.
«Отец