чай. – Рука? Вчера бинты снял. Ничего особенного.
– Куда свалить-то собрался? – у нее двое маленьких детей и она готовится стать мамой в третий раз – Выполняет план за нас двоих, поэтому она чаще всего разговаривает со всеми как с малышами. Это забавляет. И мешает отвечать откровенно.
– Не знаю, куда-нибудь. Чтобы ни одного знакомого лица, можно вообще, чтобы без лиц.
– А мы-то как? – Вот он детский психолог с ориентиром на семью.
– Вы меня и так не видите, – Как я уже говорил, я люблю свою семью. Однако свою жизнь я всегда видел где-то отдельно, где-то совсем далеко. Эти мысли являются своего рода протестом, обозначением своей индивидуальности.
– От себя не убежишь. – Детский психолог всегда говорит размеренно, будто держит главные фразы про запас.
– Ань, я от себя не бегу, – разговор перестал быть детским. Предвижу его развитие. Начинаю злиться.
– И от Нее не убежишь. – Е-4. Убит. Думаю, вполне можно было начать разговор так: «Как у тебя жизнь-то, от Нее не убежишь».
– А вот от нее можно. Я не больной, но это правда ненормально. Отучусь на инструктора и уеду за границу, чтобы вообще без вариантов.
– И Интернет выключи, – проникновенно предложила Анюта.
– Обязательно, – я встал, собравшись уходить.
– Серьезно, если каждая твоя предыдущая была все лучше и лучше, то может и Она не Она? И впереди кто-то еще лучше?
– Мофжыт быть! – сквозь зубы, на детский манер, пропел я, обрадованный таким предположением. – Только что там за принцесса тогда – даже представить не решаюсь. Ладно, Анют, поеду кредит платить, дай обниму.
– Так придешь вечером-то? – от сестры пахло детским молоком и шампунем с полынью. Такой родной запах для детей. И такой чуждый запах для моей, хоть и ленивой, но авантюрной души.
– Обещать не буду. Врать не хочу.
Забитый автомашинами, весенней грязью и хмурыми лицами город.
Паркуюсь за квартал до банка. Солнце пытается развеселить теплом. Слепит глаза. В такие моменты никуда уезжать, конечно, не хочется. Лень и энергетика общества будто нашептывают, что вполне приемлемую и спокойную, хорошую даже, жизнь можно прожить и так. Зарплата, работа с утра до ночи, вечером телевизор, в пятницу спорт-кафе, разговоры о несправедливости гей-парадов и расизма, с подозрительным взглядом на зашедшего выпить кавказца. В выходные на полусгнившую дачу, доставшуюся от родителей жены. Сын оболтус – надежда на светлое будущее и безбедную старость, стреляющий деньги на Ягуар. Но ведь скоро лето, прогулки, речка, костры и сосиски на шампурах! Все так живут, тебя-то, что не устраивает?
Все не устраивает. Нет, сосиски, речки, отпуска – все здорово! И в целом я люблю людей, но жить, как большинство, не хочу, как придется – тем более. Даже сам город мне чужой. Это странно, но, когда смотрю на здания, мне иногда кажется, что не должны они такими быть. Форма, расположение окон, кирпич, плиты, стекло, крыши эти. Абсурд. И люди. Даже не то, что они все устали от вечной гонки доминирования в социальной