раз замужем за
Митусовым, известным богачом и развратником. Прямо роман какой-то.
Долго мы сидели на веранде и беседовали о литературе. Е.И. говорит, что никогда не простит Л. Андрееву его «Бездны»[62]. Вообще Е.И. чудесно говорила об ответственности писателя перед читающим его молодым поколением. Тонко она чувствует истину в искусстве.
Е.И. в самом раннем детстве преследовали голоса, богохульствующие против Бога. Голоса эти ее страшно мучили, все время шепча против Бога, и она, боясь говорить взрослым об этом, обыкновенно садилась на диване в темной комнате и твердила, закрыв глаза: «Боженька хороший, Боженька хороший»[63]. И долго ей приходилось это твердить, иногда целыми часами, до того ее мучили эти голоса. Е.И. говорит, что с тех пор она получила постоянное памятование о Боге, то есть мысль о Боге ее никогда не покидала. Когда что-нибудь хорошее случалось в ее жизни, она всегда посылала благодарность Богу. Она даже думает, что эти голоса в детстве были для нее нужным испытанием.
Очень красиво описала она богослужение в Валаамском монастыре, где была с Н.К. Но с ужасом говорила об ужасных черных одеждах схимников, считая, что они пугают своим видом людей, а это не соответствует идее служения Богу – такое ужасное одеяние с черепом, костями и другими атрибутами, вышитыми на нем.
Во время нашей прогулки мадам Колокольникова спросила, каких друзей Е.И. имела среди женщин и вообще с какими дамами она встречалась. Е.И. ответила, что женщин вообще не любила, с ними неинтересно было разговаривать. Мне было крайне отрадно, когда она сказала, что я ее первый друг и первая женщина, с которой она так легко может беседовать. Я бесконечно счастлива, зная это. <…>
Н.К. сегодня за ужином подтрунивал над нами. Во-первых, расспросил каждого в отдельности, хотелось ли нам спать. Оказалось, всем хотелось. «Как же, говорит, Достоевского изругали, Арцыбашева уничтожили, Толстого ругнули, Чехова не признали, а вместо всего этого всем надо было спать идти».
Вспомнила я, кстати, эпизод из жизни Е.И. с колибри. Когда Рерихи были в прошлом году летом в Нью-Мексико, Е.И. очень много работала: и печи топила, и готовила. Никто из мужчин ей не помогал, на что она очень обижалась. Раз они ушли гулять, приходят домой и говорят: «Мама, а мы видели массу чудных колибри». А она как раз мучилась над топкой печи во время их отсутствия. Услышав про колибри, она горько заплакала, так как чаша ее обиды переполнилась. Так они ее потом и дразнили «колибри».
07.08.22
Воспоминания Н.К. Рериха о его студенческих годах и о детстве. – Беседа с Е.И. Рерих
Н.К. рассказал сегодня за завтраком, как однажды в молодости написал картину очень густыми красками и поставил ее лицом к печи сушиться, а сам ушел. Возвращается домой, чувствует странный запах в комнате – блины, не блины. Смотрит, а краски все растопились и потекли густым слоем. Он ее, конечно, сейчас же положил на пол, чтобы дальше не текло. И вот образовался