приказ не пускать нас в подземку…
Я посмотрел, как люди спускаются в подземный переход, спеша домой или по делам, и радость отпустила меня. Реальность снова показала мне, кто я есть на самом деле. Минутное воодушевление от теплого приема, который оказали мне незнакомые верующие в часовне, сменилось приступом злобы: «Ну, улыбнулись они разок, умилились видом кающегося нищего и разбрелись «братья» по своим удобным норам, а я вновь должен взирать на всю эту привокзальную публику и ожидать собственного превращения в вурдалака, которое может случиться в любую полную луну. Помолился я, поплакал… и что дальше?»
А что может быть дальше? Почти у всех моих знакомых бомжей были очень сложные отношения с Богом, – большая часть бездомных отрицала его существование. Другая – не верила в его милость.
В самом деле – если Он такой добрый и заботливый, если Он всех так любит, почему же Он оставил нас гнить на проклятой площади? Сейчас я готов был задать любому богослову тысячу «почему», и был уверен, что даже на одно из них мне никто не сможет дать вразумительный ответ. Моя теплая молитва в храме оказалась гребнем большой волны, с которой я упал в ещё большую бездну отчаяния и тьмы. Контраст между религиозной доброжелательностью верующих «братьев» и реальностью был так велик, что я заплакал. Слезы не утешали, но, как дешевое обезболивающее, приглушали боль.
Я пощупал в кармане деньги, которые дал мне священник – жалкие гроши! А он-то небось думает, что сделал доброе дело, облагодетельствовал меня. Будет еще хвалиться перед своей матушкой, что пожалел бездомного, дал ему немного денег за то, что тот умильно поплакал перед иконой.
А я, между прочим, не для него плакал – я перед матерью своей плакал, прощения просил, что не успел с ней попрощаться перед смертью… И не нужно мне их лживое умиление!
На этих обвинениях я не остановился, стараясь докопаться до источника всех бед, случившихся со мной.
А не было никакого источника! Просто, Богу нет никакого дела до того, как я живу! Поэтому, если я Богу не нужен, Он мне тоже не нужен! Я проживу и сам, пусть только не вмешивается в мою жизнь и не уничижает меня до конца!
Я распалялся все больше и в таком воинственном настроении дошел до площади трех вокзалов. Посередине самой площади есть небольшой скверик, где я присел на бордюр, предварительно купив в ларьке на батюшкины деньги две бутылки пивка – хватило копейка к копейке.
…Наступал вечер, бомжи, сбиваясь в стаи, соображали на очередную попойку, оглашая площадь дикими воплями. К вечеру площадь становилась еще более страшной. Почти дую ночь здесь кто-то подыхал от водки. «Врачи без границ» каждое утро вывозили белогорячечных невесть куда. Я знал многих, кто готов был встать на карачки посреди площади и залаять за стакан водки. Дело даже не в том, что водка была дорогим продуктом – я мог набрать на бутылку за десять-пятнадцать минут. Дело в том, что вурдалаки считали собственное оскотинивание делом свершившимся и бесповоротным, им даже нравилось уподобляться собакам и свиньям.