С другой стороны, гордое сознание своего превосходства вдребезги разбивается о первую же серьезную попытку вникнуть в содержание этих толстых и умных книг. С печальным удивлением неподготовленный читатель догматических трудов осознает вдруг, что не в состоянии понять и десятой доли того, что в них написано. Ход мысли автора, суть рассматриваемых вопросов, терминология – ну все непонятно! Или – почти все. А ведь речь идет о самом важном – о том, в какого Бога мы веруем, как веровать в Него правильно, и что считать отклонением от этой правильной веры. Так неужели для того, чтобы быть настоящим христианином, нужно обязательно изучить полный курс догматического богословия и освоить все эти диалектические премудрости и тонкости?
Но мы знаем, что Христос проповедовал свою Благую весть не книжникам, а самым обычным людям. Да и в апостолы Он избрал отнюдь не философов и богословов, а простых галилейских рыбаков. Подавляющее большинство Церкви во все времена составлял малообразованный народ – крестьяне и ремесленники. И если вот уже два тысячелетия Царство Небесное наследуют неискушенные в богословии люди, возникает закономерный вопрос: а тогда что же это такое – догматика, откуда она взялась, для чего нужна и почему она такая сложная?
Когда кончаются фантазии
Не нужно удивляться тому, что в догматах трудно увидеть Бога, что в них нет ни капли поэзии и написаны они сухим языком логики, что при знакомстве с ними не загораются наши сердца любовью к Господу. Вопреки распространенному мнению, догматы вовсе не являются результатом творческих изысков христианского богословия. Православное богословие вообще не является творчеством в расхожем понимании этого слова, и вот почему.
На заре человеческой истории грехопадение отсекло людей от их Создателя, но воспоминание об утраченной полноте Богообщения все же теплилась у представителей всех народов Земли. Эта общая память человечества о Боге и стала основой богословского творчества в разных культурах. Люди всегда знали, что Бог есть, но более не знали о Нем ничего и лишь строили различные предположения. Можно было представить, например, что боги во множестве живут на Олимпе и шалят там, каждый на свой манер. Или философически порассуждать о том, что бог – трансцендентный абсолют. Можно было увидеть бога в крокодиле, бегемоте или в человеке с собачьей головой. Богами становились гром и молния, обожествлялись луна, созвездия, солнце… Отпадшее от Бога человечество придумывало себе богов, словно детдомовец, потерявшийся в раннем детстве, придумывает себе родителей. Он тоже абсолютно уверен, что отец у него есть, но только не знает – кто он. И тогда, в меру своих представлений об идеале, он начинает рассказывать приятелям, что его папа – знаменитый артист, крупный бизнесмен, боец «Альфы», или крутой бандит. До определенного момента он имеет полное право на такое творчество, потому что папа действительно может оказаться кем угодно. Но уж если отец отыскал потерявшегося сына, приехал его забрать, и при этом выяснилось, что он всего-навсего обыкновенный тракторист или скромный служащий в статистическом бюро, тогда – все! Тогда