времени стали традицией. С тех пор, как клятый Михайло Докука стал посматривать в сторону Москвы, спать спокойно Филипп и его близкие и друзья больше не могли. Казалось бы, ну чего ему надо, этому старому хрычу Докуке? Денег – что грязи, пол-Новограда под собой держит, так всё ему мало, хочет всех своих соперников раздавить, один богатство загребать, и для этого готов даже под руку московского царя уйти. А ведь москали, они – ууууууууу, проклятущие! Наглые, жадные и с татарами водятся. С дикими кочевниками… Не то что светлая Новоградчина – вся в сиянии древней святости и с просвещённой Европой по соседству!!! Вот, кстати, дворня к пельменям буряковую наливочку тащит. Ляпота! Ну, вздрогнули!
Туго набитое брюхо, орошённое крепкой буряковкой, требовало приятственной беседы. Начал её хозяин дома.
– Ну что, друзья, давайте думать да гадать, как нам от замыслов Докукиных избавиться. А не то он силу возьмёт – все вместе и пойдём под клятых москалей. Тогда навоемся.
Изрядно выпивший боярин Василь Нетудышапка смачно икнул и привычно начал:
– Нет, ну вы только подумайте, честная братия, до чего клятые москали озверели: на наш, на мой новоградский сбытень как говорят – сбитень! Мол, его при готовке сбивают, отсюда и сбитень. А мне ли не знать, вся торговля им в Новограде – моя, ещё и ливонцам сбываем, и шведам. Вот и сбытень поэтому. Маслицем постненьким его покропишь – дабы не скис, и сбываешь.
– А ещё они на наше пыво говорят – пиво, – нетрезво буркнул кто-то из угла, – вот где поруха новоградской вольности! У, поубивал бы!
Собрание согласно зашумело, посыпались привычные претензии клятым москалям:
– Они у нас язык украли! Это мы, новоградцы – истинные русичи, а они – невесть что!
– Ещё они работать не хотят, только пьянствуют да обижают всех!
– Если б не эти варвары-москали, мы бы сейчас жили, как в просвещённой Европе…
Филипп резко оборвал поток нелепых претензий:
– Это всё так, честной народ. Но не пора ли от слов переходить к делу? Докука силён, и многие в Новограде за него. Если будет сидеть без дела, станет он-таки посадником, и тогда всё. Придёт Москва и не будет у нас ни одежды парчовой да атласной, ни пельменей медвежьих, ни буряковки вкусной. Словом, есть у меня одна мысль, как от него избавиться.
Всё собрание заинтересованно замолчало. К тому времени слуги вынесли из обеденной грязную посуду и никто посторонний не мог слышать, о чём беседуют заговорщики.
– Ходили прошлый год мои людишки к самоедам на Югорский шар за ясаком, и вот что там было… Мишка, рассказывай.
Мишка, старший из филипповских служилых людей, встал со стоящего в сторонке стула, и вышел на середину комнаты:
– Так было, бояре: ходили мы в прошлый год к самоедам на Югорский шар. Ну, всё как обычно: набрали шкур песцовых и лисьих, рыбий зуб, да много чего ещё набрали. Как водится, пару-тройку самояди прибили – а что они отдавать нам песцов не хотели, жадные какие! Идём обратно.