не грабила, а вместе с тем отравила человека без всякой видимой цели.
– Посмотрите, какую они нелепость вынесли, – сказал он члену налево. – Ведь это каторжные работы, а она не виновата.
– Ну, как не виновата, – сказал строгий член.
– Да просто не виновата. По-моему, это случай применения 818 статьи. (818 статья гласит о том, что если суд найдет обвинение несправедливым, то он может отменить решение присяжных.)
– Как вы думаете? – обратился председатель к доброму члену.
Добрый член не сразу ответил, он взглянул на номер бумаги, которая лежала перед ним, и сложил цифры, – не удалось на три. Он загадал, что если делится, то он согласится, но, несмотря на то, что не делилось, он по доброте своей согласился.
– Я думаю тоже, что следовало бы, – сказал он.
– А вы? – обратился председатель к сердитому члену.
– Ни в каком случае, – отвечал он решительно. – И так газеты говорят, что присяжные оправдывают преступников; что же заговорят, когда суд оправдает. Я не согласен ни в каком случае.
Председатель посмотрел на часы.
– Жаль, но что же делать, – и подал вопросы старшине для прочтения.
Все встали, и старшина, переминаясь с ноги на ногу, откашлялся и прочел вопросы и ответы. Все судейские: секретарь, адвокаты, даже прокурор выразили удивление.
Подсудимые сидели невозмутимо, очевидно не понимая значения ответов. Опять все сели, и председатель спросил прокурора, каким наказаниям он полагает подвергнуть подсудимых.
Прокурор, обрадованный неожиданным успехом относительно Масловой, приписывая этот успех своему красноречию, справился где-то, привстал и сказал:
– Симона Картинкина полагал бы подвергнуть на основании статьи 1452-й и 4 пункта 1453-й, Евфимию Бочкову на основании статьи 1659-й и Екатерину Маслову на основании статьи 1454-й.
Все наказания эти были самые строгие, которые только можно было положить.
– Суд удалится для постановления решения, – сказал председатель, вставая.
Все поднялись за ним и с облегченным и приятным чувством совершенного хорошего дела стали выходить или передвигаться по зале.
– А ведь мы, батюшка, постыдно наврали, – сказал Петр Герасимович, подойдя к Нехлюдову, которому старшина рассказывал что-то. – Ведь мы ее в каторгу закатали.
– Что вы говорите? – вскрикнул Нехлюдов, на этот раз не замечая вовсе неприятной фамильярности учителя.
– Да как же, – сказал он. – Мы не поставили в ответе: «виновна, но без намерения лишить жизни». Мне сейчас секретарь говорил, – прокурор подводит ее под 15 лет каторги.
– Да ведь так решили, – сказал старшина.
Петр Герасимович начал спорить, говоря, что само собой подразумевалось, что так как она не брала денег, то она и не могла иметь намерения лишить жизни.
– Да ведь я прочел ответы перед тем, как выходить, – оправдывался старшина. – Никто не возражал.
– Я в это время выходил из комнаты, – сказал Петр