мужикъ, тоже желая похристосоваться.
– Христосъ воскресе, – сказалъ онъ и, придвинувшись къ Нехлюдову и обдавъ его особеннымъ запахомъ сукна и дегтя, въ самую середину губъ три раза поцловалъ его своими крпкими свжими губами.
Въ то время, какъ онъ цловался съ этимъ мужикомъ и бралъ отъ него темновыкрашенное яйцо, Нехлюдовъ взглянулъ на Катюшу. Нищій съ краснымъ лицомъ и болячкой вмсто носа подошелъ къ Катюш. Она достала изъ платка что-то, подала ему и потомъ приблизилась къ нему и три раза поцловалась. «Что это за милое существо», думалъ онъ, глядя на нее, и направился къ ней. Онъ не хотлъ христосоваться съ нею, но только хотлъ быть ближе къ ней.
– Христосъ воскресе! – сказала Матрена Павловна, обтирая ротъ платочкомъ.
– Во истину, – отвчалъ онъ, цлуя ее.
Онъ оглянулся на Катюшу. Она вспыхнула и въ ту же минуту приблизилась къ нему.
– Христосъ воскресе, Дмитрій Ивановичъ!
– Воистину воскресъ, – сказалъ онъ.
Они поцловались 2 раза и какъ будто задумались и потомъ, оба улыбнувшись, поцловались 3-ій разъ.
– Вы не пойдете къ священнику? – спросилъ Нехлюдовъ.
– Нтъ, мы здсь, Дмитрій Ивановичъ, посидимъ, – сказала она, тяжело, какъ будто посл радостнаго труда, вздыхая всею молодою грудью и глядя ему прямо, прямо въ глаза своими покорными, двственными, любящими, косящими немного глазами.
Въ любви между мущиной и женщиной бываетъ всегда одна минута, когда любовь эта доходитъ до своего зенита, когда въ ней нтъ ничего сознательнаго, разсудочнаго и нтъ ничего чувственнаго. Такой минутой была для Нехлюдова эта ночь Свтлохристова воскресенья.
Когда онъ вспоминалъ Катюшу, то изъ всхъ положеній, въ которыхъ онъ видлъ ее, эта минута застилала вс другія.
Черная гладкая головка, блое платье съ складками, девственно охватывающее ея стройный станъ, и эти нжные глаза, и этотъ румянецъ, и на всемъ ея существ дв главныя черты – чистота двственности и любви не только къ нему, онъ зналъ это, но любви ко всмъ, ко всему хорошему, что только есть въ мір. Онъ зналъ, что въ ней была эта любовь, потому что онъ въ себ въ эту ночь и это утро сознавалъ это же чувство. И въ этомъ чувств они сливались въ одно.
7.
И вотъ она теперь въ арестантскомъ кафтан съ выбитыми какимъ нибудь пьянымъ гостемъ зубами, она, по прозвищу Любка-двка. И кто сдлалъ это? Боже мой, Боже мой, что-жъ это?
Да, все это страшное дло сдлалось тогда, въ ужасную ночь этаго Свтлохристова воскресенья.
Въ этотъ самый день вечеромъ Нехлюдовъ, выжидая ее, заслышавъ шаги Катюши, вышелъ въ