что продлывалось на этомъ суд, и самый судъ и результатъ его – приговоръ – представлялось теперь Нехлюдову до такой степени нелпымъ, что онъ, выходя изъ суда и обгоняя выходившихъ тоже судей и членовъ, удивлялся, какъ имъ не совстно все это длать, какъ они могутъ не смясь смотрть въ глаза другъ другу и какъ могутъ эти старики сторожа и швейцары такъ почтительно вытягиваться, отвчать, подавать пальто и палки. Вдь во всемъ, что тутъ длалось во имя справедливости и разума, очевидно, не было ни подобія того и другого, не было даже приличія. Справедливости не было и подобія потому, что очевидно было, что если кто нибудь виноватъ въ томъ, что случилось, то, очевидно, виноваты въ этомъ прежде всего т Розановы, которые держали такіе дома, т купцы, которые здили въ нихъ, т чиновники, то правительство, которое признавало и регулировало ихъ, и т люди, которые, какъ секретарь, прокуроръ, членъ суда въ золотыхъ очкахъ и самъ танцоръ предсдатель, которые здили въ эти дома, и, главное, т люди, которые, какъ Нехлюдовъ, приготавливали товаръ въ эти дома. Но никого изъ этихъ виноватыхъ не судили, даже не обвиняли, а обвиняли тхъ несчастныхъ, которые въ данныхъ условіяхъ не могли поступить иначе.
Разума же не было потому, что не было никакой разумной цли всего того, что длалось. Возмездія не было потому, что за смерть возмщалось не смертью, a содержаніемъ въ тюрьм и ссылкой, пресченія возможности преступленія не было потому, что приговоренные могли продолжать совершать преступления въ тюрьм, на каторг, въ Сибири, объ исправленiи не могло быть и рчи потому, что содержаніе людей на готовой пищ и большей частью въ праздности и сообществ такихъ же заблудшихъ людей могло только ухудшить, но никакъ не исправить. И не смотря на то, все это продлывалось съ величайшей серьезностью и подъ видомъ самаго важнаго служенія обществу. Вдь вс знали, что тутъ не было никакого служенія обществу, а была одна пустая комедія, и вс притворялись, что они врятъ въ важность этого дла. Въ этомъ было ужасное лицемріе, лицемріе, откинувшее заботу о приличіи. Тотъ самый адвокатъ, который нынче распинался за оправданіе, переходилъ завтра въ прокуроры и распинался за осужденіе. Юноша прокуроръ, озабоченный только жалованьемъ и карьерой, смло говорилъ, что онъ озабоченъ состояніемъ общества, основы котораго подрываетъ проституція, та самая, безъ которой онъ, товарищъ прокурора, не могъ бы жить, и осуждаетъ воровъ за то, что они польстились на деньги богатаго купца, тогда какъ онъ польстился деньгами, собираемыми съ народа и платимыми ему за то, что онъ мучаетъ его.
* № 24 (рук. № 8).
«Что же это такое, – думалъ Нехлюдовъ, выходя изъ суда и направляясь пшкомъ домой по знакомымъ улицамъ. – Вдь я мерзавецъ, самый посл