Глебы и промолчала. Проездной тоннель сменился площадкой перед рвом, Кама вслед за Глебой взлетела в седло, копыта лошадей простучали по подъемному мосту, гулко отдаваясь в глубоком рву, и в лицо дохнула летняя ночь. Кама еще успела оглянуться, подивиться на черную стену и на ее зубчатую кромку, словно перегородившую небо на звездную и беззвездную часть, и подумать о том, что где-то все-таки Лучезарный эту самую стену пробил, как кроны деревьев опустились над дорогой, и сквозь не успевшую развеяться от дождливого месяца сырость спутницы помчались на бодрых животных в темноту.
Они добрались до Кагала затемно. Миновали с десяток темных, с редкими огнями сел, которые вполне могли оказаться и маленькими городами, объехали по неразличимым в ночной траве проселкам дозорные посты, попали под короткий дождь и вымокли до нитки, отчего Кама еще не успела отвыкнуть, перешли на шаг, чтобы не загнать лошадей, но еще под утро пересекли такой же, как в Абуллу подъемный мост, неподнятость которого навела Каму на мысль, что все-таки не все так плохо и тревожно в Дакките, как могло показаться по глазам Глебы или Эсоксы. Хозяйка даккитской принцессы пару раз громыхнула колотушкой у ночных ворот, откуда-то сверху послышался сонный рык стражника, за ним последовали ругательства Глебы, которые Кама вовсе не поняла, но так или иначе ворота заскрипели, и вместе с первыми лучами летнего солнца вымокшая и слегка утомленная парочка оказалась на улицах Кагала.
Удивление Камы на заставило себя ждать. Кагал ничем не походил на Абуллу. Во-первых, в нем не было замка, во-вторых, не было и храма или был, но разглядеть его не имелось никакой возможности, потому как дома в Кагале, построенные еще беженцами из некогда благословенной долины Иккибу, оказались высокими, достигая не только двух, а кое-где и трех этажей. Пустынные в раннее утро улицы с такими высокими домами, которые стояли плотно один к другому, напоминали ущелья, и стук копыт по гранитной мостовой гулко разносился от одной их стены до другой.
Глеба сразу забрала к югу, повела Каму по узким улочкам, которые карабкались на склоны гор Митуту, но зачем она это сделала, принцесса поняла только тогда, когда всадницы оказались вовсе над городом. Именно сверху Кама разглядела все сразу; и центральную площадь древнего даккитского города, и стоящие на центральной площади четыре высокие магические башни, и расходящиеся во все стороны лучами улицы, и сразу две стены – высокую на востоке и низкую на западе, между которыми Кагал был зажат, словно каменная диадема между двумя поясами, и мутные просторы Сухоты, зеленые леса и поля Даккиты, и даккитские села за окраиной Кагала, уходящие жилой лентой к еще более мутным отрогам Хурсану.
– Здесь почти вся Даккита, – впервые с вечера заговорила со спутницей Глеба. – Нет, за восточной стеной еще много сел и городков, есть и крепости, и город Баб, который лишь немногим уступает и Абуллу, и Кагалу, но половина всего населения, лучшие ремесленники, большая часть воинов обитает в этой полосе между двумя стенами.