Если бы не этот страх.
Как там сказала эта странная женщина в поезде?
«Избавиться от фобии символом-оберегом»
Запечатать свои страхи в тату.
На третий день состояние стало уже невыносимым. Валентин набрал номер, который дала ему старуха, и договорился о встрече. Видимо, он находился в состоянии изменённого сознания, когда слушал и верил тому, что эта странная женщина говорила о запечатывании фобии в тату. И когда машинально взял у неё визитку татуировщика, и когда целый вечер выбирал в интернете подходящий знак. А особенно когда пошёл и набил этот символ.
Руна Лагуз. Совсем небольшая закорючка чуть выше локтя. Как она поможет преодолеть страх воды?
Он прислушался к незнакомым ощущениям и уловил поток. Ветер в течении воды. Движение, несущее субстанцию, и он, Валентин, как часть её, сам – вода.
Вспомнил комнату татуировщика, оклеенную фотографиями. Валентин был далёк и от искусства вообще, а уж тем более от такого сомнительного, как татуаж. Но сила, которую источали стены, покрытые снимками, определённо питалась от творчества. В изображениях знаков, фигур и символов ощущалась тайна. Они казались воротами в иные измерения, приглашающими зайти и увидеть что-то доселе невиданное, испытать ещё никогда неиспытанное.
Хотя сам мастер с необычным, но вполне земным именем Илларион производил впечатление существа несколько рассеянного, но совершенно не инфернального. Длинный, будто принудительно вытянутый неодолимой силой, нескладный, с большой бесцветной головой, которая казалась особенно нелепой на долгом теле. Глаза под белобрысыми ресницами словно полузакрыты, и даже когда мастер, словно гоголевский Вий, с трудом поднимал-таки веки, на его лице оставалось ощущение пустоты. Настолько выцветшими, никакими, были и его глаза.
Говорил Илларион неохотно и отстранённо, постоянно прислушиваясь к чему-то в себе. Как будто каждую минуту в нём, мастере, происходили процессы очень важные, а всё общение с внешним миром только отвлекало его от грандиозных событий в мире глубинном.
Когда Валентин искал салон на узкой улочке, сплошь обвитой неизвестными ему вьющимися растениями, он представлял себе огромного, заросшего черными волосами байкера, в клёпках, коже и с татухами по всему телу, не исключая огромные волосатые руки.
Тело Иллариона, судя по бледным, хотя и тронутым постоянным южным солнцем запястьям, оставалось совершенно безволосо и невинно в плане татуажа.
– Лагуз? – впервые он поднял на Валентина бесцветные глаза.
Диетолог кивнул и, немного волнуясь, протянул татуировщику гаджет, на экране которого светилась выбранная им руна.
– Угу, – кивнул мастер, – знаю.
Он отошёл к навесному, древнему, кажется, деревянному шкафу, открыл его, и Валентин увидел столпотворение разноцветных баночек с красами. Это зрелище сразу успокоило его, уж очень напоминало что-то яркое, детское, даже детсадовское. Казалось, что татуировщик сейчас вытащит