бодрячком, однако сейчас этот индивидуум сидел всего лишь в нескольких метрах от Гурова, при ярком освещении и без грима. Полковник смог разглядеть, что вокруг глаз Сенина молниями расползлись глубокие морщины. Уголки его губ уже смотрели вниз. Волосы он явно покрасил в темный цвет и начесал на затылке, поскольку уже сильно поредели.
Гуров сразу же определил Сенина как истерика. Тот изо всех сил старался обратить на себя внимание, манерничал, одежду выбрал самую яркую и кричащую. Все внутри него словно вопило: «Смотрите, смотрите на меня! Правда же, я достоин самого лучшего?»
За ним неторопливо подтянулся другой мужчина, пониже ростом, постарше и весьма упитанный. Он держался гораздо солиднее, сдержанно, с достоинством кивнул присутствующим и молча устроился рядом с Сениным. Это был его соведущий Федор Полонский. Вдвоем они составляли творческий тандем, довольно удачно дополняя друг друга.
Гуров не так уж и часто смотрел шоу с участием этих персон. Он вообще не был поклонником данного телевизионного жанра, однако признавал, что ведущие не лишены таланта. Причем в наибольшей степени, по его мнению, им был наделен именно немногословный и незаметный Полонский.
В отличие от своего велеречивого и юркого коллеги, он говорил редко, но, что называется, метко. По залу Полонский двигался мало, обычно сидел, вальяжно развалившись в кресле, и снисходительно поглядывал на зрителей из-под очков.
Обладая хорошим чувством юмора, Федор Полонский вставлял короткие, но емкие реплики всегда к месту и точно в тему. Он заставлял зрителей не просто тупо хохотать, а улыбаться. Его фишкой была тонкая ирония, объектом которой чаще всего становился именно Андрей Сенин.
Гуров подозревал, что и имидж ведущих, и диалоги были срежиссированы заранее. Однако природного таланта, умения подмечать тонкости характера партнера и подшучивать над ними у Полонского было не отнять.
Поговаривали, что в обыденной жизни Сенина и Полонского связывали очень близкие отношения. Эта сплетня отчасти подтверждалась тем, что оба были холостяками, однако подобные подробности Гурова интересовали меньше всего. Он вообще досадовал, что эта парочка разместилась неподалеку от них, поскольку Сенин по обыкновению тут же принялся трещать без умолку. С первых же минут Андрей изрядно утомил полковника.
Под стать Андрею Сенину была и еще одна женщина, уже не слишком юная, лет за тридцать. Ее волосы были выкрашены в жгуче-черный цвет и крутыми спиральками спускались на плечи. В облике этой дамы было что-то восточное. Худощавая, вертлявая, в каком-то умопомрачительном балахоне, усыпанном блестящими звездами, из-под которого выглядывали худые ноги, обтянутые черными лосинами.
Она тоже разговаривала без перерыва, громко и бесцеремонно, все время спрашивала что-то у кого-либо из гостей, иногда кричала через весь стол. Ей как будто не сиделось на месте, она постоянно вертелась, поправляла свои пышные волосы, покрытые лаком, и умудрялась вести диалог, кажется, со всеми присутствующими.
Это