ожидала, что вопрос моего замужества будет решаться в этом зале. Я думала, это произойдет в тиши кабинета моей покойной матери. Или на восточной террасе, где потолки расписаны фресками с изображением ангелов.
– Ваше высочество, нам требуется ваш ответ, – говорит Меттерних. Иными словами, завтра или свадьба – или война. Моя мачеха бледна, а на сидящем рядом Адаме Нейпперге и вовсе лица нет. Но я не могу позволить себе роскоши учитывать мнение этих двоих. Я сознаю свой долг перед отцом и перед королевством. Глаза у меня горят, и хотя внутри все переворачивается, я выдавливаю:
– Я согласна.
Меттерних подается вперед.
– Согласны на что, ваше высочество?
– Согласна… – я набираю воздуха, – стать женой императора Наполеона Бонапарта.
На мгновение воцаряется тишина, собравшиеся пытаются осмыслить произошедшее. Потом все разом начинают говорить. Адам Нейпперг, который был мне так дорог с момента его возвращения с войны против Наполеона, грохочет кулаком по столу.
– Я решительно против!
– Тут нечего протестовать, – обрывает Меттерних, и оба поднимаются. Но Меттерних не выдерживает сравнения с Адамом, являющим собой полную его противоположность во всех отношениях. Из своих тридцати четырех лет Адам большую их часть провел на войне, чем в мирной жизни. Он участвовал в блокаде Майнца, а при Делене от удара вражеского штыка лишился правого глаза. В том сражении его сочли убитым и бросили на поле боя. Но, несмотря на ранения, он поправился и теперь носит на глазу черную повязку.
Нет ни одной австриячки, которая не слышала бы о беспримерных подвигах Адама, так что, когда он наклоняется через стол, Меттерних подается назад.
– Ну, хватит, – говорит мой отец, но его никто не слышит, и ему приходится кричать: – Хватит! – Оба садятся, а я избегаю смотреть Адаму в глаза. – Все свободны. Ответ мы услышали, и никто не вправе его обсуждать. Граф Нейпперг и князь Меттерних, прошу вас остаться.
Остальные отодвигают кресла и направляются к выходу, когда же поднимается моя мачеха, отец останавливает ее, взяв за локоть.
– Тебе тоже надо задержаться. Ради Марии, – добавляет он.
Я смотрю, как пустеет зал, и когда остаемся только мы впятером, смысл происшедшего наконец доходит до меня. Мне не бывать регентшей моего брата Фердинанда. И неизвестно, на кого возложат эту обязанность, но меня рядом точно не будет. Мне вместо этого предстоит стать женой человека, лишившего наше королевство его богатства и истребившего свыше ста тысяч австрийских солдат, человека, чья страсть ко всему роскошному, грубому и неучтивому известна по всей Европе. Я смотрю на Зиги, и слезы из моих глаз падают на его шерсть.
– Мария, – начинает отец, и мне режет глаз его бледный и опустошенный вид. Он два дня жил с этим известием! – Я хочу, чтобы ты понимала, что никто из нас был не в силах что-либо изменить. – Да. Но и словами тоже ничего не исправишь.
– Да, я понимаю.
– Ты можешь забрать с собой во Францию все, что тебе понадобится. Все, чего