интересовался, разве что ленивый. Увлечение было всеобщим: от королевских дворов до лабазов мелких лавочников. Все пытались стать послушниками Гермеса: одни ради личной наживы, другие ради либерализации общества, третьи ради утверждения христианских истин. Почему-то последний аспект европейские литературоведы и историки философии вообще не привыкли замечать. Но ведь именно этому посвятил свое научное и дипломатическое служение Блез де Виженер.
Виженер был современником братьев Бодери, Гильома Постеля, Альфонса Дельбена, Франциска Сальского, Агриппы д’Обинье, Джордано Бруно, Филиппа Сиднея и других выдающихся личностей второй половины XVI в. Профессор Марк Фюмароли совершенно верно резюмирует, что Блеза де Виженера затмила писательская слава Мишеля Монтеня (1533-1592). И тут же добавляет: по складу ума и философскому дарованию Виженер уступал Монтеню – поэтому все закономерно. Профессор сам не заметил, как оказался в плену у либеральных мифов и стереотипов. Правда, он, ощущая определенную нелепость посыла, все же оговаривается: Виженер был намного универсальнее Монтеня.
Впрочем, преданность интеллектуальным идолам никого не красит, и Фюмароли едва ли в глубине души не осознает, сколь пагубное влияние оказала философия Монтеня на всю последующую французскую историю и культуру. Монтень по сути атеист и выразитель тех предельно циничных формул буржуазной нравственности, которыми ныне живет так называемый Западный мир. Достаточно вспомнить, что по Монтеню, человек существует не для того, чтобы создавать себе нравственные идеалы и стараться приблизиться к ним, а для того, чтобы быть счастливым: «Я живу со дня на день и, говоря по совести, живу только для самого себя» (Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Энциклопедический словарь. СПб: 1890-1907, Т. 19А (38): Михаила орден – Московский Телеграф. – 1896; статья «Монтень» В. Стороженко). Здесь выражена квинтэссенция Монтенева мировоззрения; все остальное у него – от нарочитых самокопаний до реминесценций из Эпикура и стоиков – есть прикрытие и антураж пошлого безбожия. В этом смысле достойным преемником сибаритствующего Монтеня мог бы стать люциферианский гностик и медиум прошлого века Алистер Кроули. Перефразировав высказывание Монтеня и соединив его затем с основной кроулианской заповедью, получим: «коль живешь для себя, то делай, что хочешь». Так рациональный эгоистический культ, абсолютизировавший знание, с течением времени вырождается в суеверное иррациональное ремесло черного мага.
Прямая противоположность Монтеню Виженер. Вся его жизнь была преисполнена жертвенным служением – христианской монархии, французской словесности, науке и культуре. В отличие от Монтеня, происходившего из семейства аноблированного буржуа, долг дворянина и государственного мужа являлся для Виженера главной мотивацией в своей деятельности. Отсюда неудивительно, почему во Франции его быстро предали забвению, ведь в этой стране самим высшим сословием популяризировались иные ценности, а в религиозной среде царил формализм, что и привело к безумной французской