что смотреть нужно перед собой, но взглядом охватывать весь горизонт? – обернувшись, Господин пытливо смотрит на меня, ни капельки не улыбаясь.
– Виноват, – гаркнул я, совсем как местные мальчишки Озерного края, – молод еще, исправлюсь!
Скрывая улыбку, Господин отворачивается. Мог бы и не отворачиваться, ворчу я про себя, я же все равно почувствую.
Прощай, Озерный край!..
…Так уж заведено на белом свете: один родится за сохою ходить, другой – меха раздувать и молотом махать, остальные – горшки лепить, хворост таскать, мечом рубить. А ваш покорный слуга, Санчес Роберто Нортон Рохас, он же Красавчик, родился, чтобы стать декадником. Вы спрашиваете, что это такое – декадник? Здесь нет никакой тайны, сеньоры, и я охотно поведаю об этом.
Выехав из Озерного края, Господин стал как-то странно выбирать дороги, которыми нам надлежало следовать. Проехав отрезок пути до какого-то городка или деревни, он вдруг возвращался назад и, сделав большую петлю, выезжал к другому поселению. И так до бесконечности. Я терялся в догадках, пытаясь угадать, почему он так поступает, даже как-то осмелился спросить:
– Господин, а за каким дьяволом мы петляем, как зайцы?
Он, сердито сдвинув брови к переносице, потер рукой подбородок, да так сурово как рыкнет:
– Ну, ты крррасавчег! Так надо!
Надо – так надо, чего ж сразу рычать на любопытного мальчишку? Я ж, испугавшись, чего доброго, могу вообще замолчать…
Да-да, почтеннейшие сеньоры, я прекрасно помню, что обещал рассказать о декаднике. И как раз подбираюсь к этому моменту, слушайте внимательно, коль это вам так интересно.
В каждом поселении на десять дней – декаду – меня продавали в рабство (извините, сеньоры, но при всем моем уважении к хозяину, по-другому это назвать трудно), передавая затем из рук в руки. Передо мной Господин поставил новую задачу: научиться смирению и любви к ближнему, а заодно «воссоединить тело, душу и разум со всеми стихиями». Вы не поняли смысл задания, сеньоры? Уж не думаете ли вы, что малолетний мальчишка мог осознать величие задумки инквизитора? Вы проницательны, снимаю шляпу. Разумеется, я тогда ничегошеньки не понял, кроме одного: в течение декады я буду жить у чужих людей. Я отнесся к этому со свойственным мне легкомыслием и энтузиазмом, думая, хоть немного отдохну от привычных хлопот. Как же я жестоко ошибался, сеньоры!
Только сейчас, по прошествии многих лет, я понял, насколько мудро поступил тогда мой Господин. Он не случайно колесил по городам и весям, не случайно подбирал людей, коим доверял своего слугу. Это были истинные мастера своего дела, влюбленные в свое ремесло и знающие его до мельчайших подробностей, – настоящие философы. Кроме того, я, постоянно находясь подле инквизитора, мало общался с другими людьми, не знал, чем они живут, о чем с ними говорить, как подобает себя вести. Да еще и начинал гордиться своим положением в обществе, ведь я был не просто мальчиком на побегушках, а слугой инквизитора, хотя тогда ничего собою не представлял: мальчишка, как мальчишка.