разбогатела эксплуатацией башкирских лесов – сравнительно уже поздно, когда мне было лет 10—11, – писал сам Созонов. – Тот дух, которым я был пропитан, пока находился всецело и единственно под влиянием семьи, был в высшей степени враждебен какому-либо протесту или недовольству строем жизни русской. Царские портреты наравне с иконами украшают комнаты в доме моего отца» (Материалы для биографии Егора Созонова. Воспоминания. Письма. Документы. Портреты. Москва, издание журнала «Голос минувшего», 1919).
Созонов поступил на медицинский факультет Московского университета. В студенческих кружках не замечался. Однако весть о том, что почти двести киевских студентов отдали в солдаты, вызвала в душе юноши бурный протест, и он принял участие в демонстрации.
После ареста Созонова исключили из университета и сослали в Уфу. В начале 1901 года вновь был арестован за хранение нелегальной литературы и отправлен в Восточную Сибирь, в Якутию. Во время этапирования бежал. В 1904 году убийство В.К.Плеве после нескольких неудачных попыток состоялось.
Созонов был тяжело ранен и избит полицейскими и охранниками, арестован, доставлен в Александровскую и прооперирован. Его лишили всех прав и заключили на бессрочное содержание в Шлиссельбургскую крепость. Однако после амнистии 1905 года Созонова отправили на Нерчинские рудники.
В конце 1907 года его перевели в Зерентуйскую каторжную тюрьму. Там режим содержания ссыльных был более свободным. Но как раз в это время сюда прислали нового начальника тюрьмы И. И. Высоцкого. Преисполненный служебным рвением, он, придравшись к ничтожному поводу в двум политичеким заключённым – Петрову и Сломянскому, – приказал их выпороьть. Чтобы привлечь к судьбам узников общественное мнение, 27 ноября (10 декабря) 1910 года Созонов принял яд.
Весть о самоубийстве Созонова произвела сильное впечатление на русское общество и явилось одним из поводов студенческих волнений. Его сожительница, Паллада Старынкевич, была известной поэтессой, имела от Созонова двоих детей.
*Паладв Старынкевич (1885—1968) пять раз меняла свою фамилию. Была и Пэдди-Кабецкой, и Богдановой-Бельской, и Дерюжинской, и Берг, и Гросс (под этой фамилией она похоронена). Но в истории росийской поэзии известна как Богданова-Бельская.
Она была дочерью генерала, внучкой директора московской гимназии. Окончила драматическую студию, была завсегдатаем петербургского кабаре «Бродячая собака», знала практически всех петербургских литераторов. Михаил Кузмин посвятил Палладе последний куплет гимна «Бродячей собаки»:
Не забыта и Паллада
В титулованном кругу,
Словно древняя Дриада,
И где надо и не надо
Не ответит, не ответит,
не ответит «не могу»!
А вот стихи Игоря Северянина, написанные позже:
Она была худа, как смертный грех,
И так несбыточно миниатюрна…
Я помню только рот ее и мех,
Скрывавший всю и вздрагивавший