лежала в постели, черное одеяло уныния окутало ее. Какой смысл вообще вставать? Кто встревожится, да и вообще заметит, если она не встанет? Уильям всегда поднимался в шесть и спускался вниз до ее пробуждения. Каждое утро он ел на завтрак одно и то же. Томатный сок, чашка очень крепкого черного кофе, который он варил на плите в эмалированном кофейнике, и яйцо-пашот на тосте. Он не ждал, что завтрак приготовит ему Адель. Даже для этого она была не нужна. Если бы она не встала, Уильям не забеспокоился бы. В семь тридцать пять он выходил из дома, зная, что она будет на месте, когда он вернется.
Адель села в кровати. Какой вред может быть от ленча? У нее есть алиби. И новое платье из шелковой чесучи, которое она купила для летнего приема в теннисном клубе. Адель посмотрела в зеркало на свои волосы – уложить их толком не получится: не хватит времени, но у нее были бигуди. Она пригладила брови и посмотрела на себя, пытаясь определить выражение собственных глаз. Чего она ждет? На что способна? Чего хочет?
Адель спустилась вниз в халате.
– У меня сегодня ленч с Брендой, ты помнишь? В «Савое», – сказала она Уильяму, который посыпа́л яйцо белым перцем.
Муж улыбнулся ей.
– Умница, – сказал он. – Видишь? Вот как много дел. Постарайся развлечься. В любом случае я, наверное, вернусь сегодня очень поздно.
Опять? Адель иногда спрашивала себя, почему он и не спит в клинике? Но ничего такого не сказала. Просто улыбнулась и понадеялась, что Уильям не слышит, как колотится у нее сердце.
Она не знала, почему оно так стучит. Это всего лишь ленч, сказала она себе, потому что у нее появилась одна идея и ей нужен совет Джека Моллоя. И ничего больше.
Глава третья
Райли любил «Хэрродс». Он полюбил его с того дня, когда его, молодого помощника фотографа, послали туда за шляпой из шкуры леопарда для фотосессии. Магазин поразил его своим великолепием тогда и по-прежнему поражал и теперь. Ничего подобного не было в мрачном северном городке, где он вырос. Когда он впервые перешагнул порог «Хэрродса», что-то в глубине души прошептало ему, что, наверное, это кричащее богатство сомнительно, когда столько людей с трудом зарабатывают себе на жизнь, но семнадцатилетний Райли уже знал, что вступает в мир, который боготворит успех, потребление и шик. Помешать этому он не мог. Он мог только работать, не покладая рук, и платить налоги. И посылать деньги домой маме, что он и делал до ее смерти.
Теперь же он мог позволить себе заходить в «Хэрродс», когда пожелает, и он это делал, когда хотел купить подарок, как сегодня.
Райли легко продвигался в толпе покупателей. В последнее время его никто не узнавал. Он был худощав, почти до болезненности, с темными глазами, которые все замечали. К тому же красив, но находился в том возрасте, когда, как он великолепно сознавал, большинство людей становятся невидимыми, какими бы известными они когда-то ни были. Тем не менее держался он хорошо. Одет Райли был в джинсы и рубашку без воротника и темно-коричневую кожаную куртку, старую и потертую, плотно облегавшую его гибкую фигуру. В темных