его встретил Воислав, Данила его даже не сразу узнал. Батька стоял, опираясь на посох, в такой же дерюге, на голове старая меховая шапка, накладная борода непривычно скрывала подбородок, и лицо все было перемазано в саже, так что и не разглядишь, что длинные усы синего цвета, особенно в темноте.
– Запомни, – подойдя, сказал Воислав, – мы холопы болярина Василия из Суржи, в городе по его приказу. Запомнил?
– Ага, а такого болярина ведь нет?
– Как нет? Есть наверняка, боляринов Василиев в Булгарии как блох на собаке.
Молодцов понимающе усмехнулся.
Вдвоем обережники побрели по узким и вонючим улочкам Преславы. Как казалось Даниле, издалека их и вправду не отличить от простых крестьян: ни дать, ни взять – староста со старшим сыном по делам из деревни в город приехали. И, по правде говоря, считать себя сыном Воислава Молодцову было лестно даже в таком представлении.
Позади них, где-то метрах в полтораста, шли Дровин и Айлад, Данила их не слышал, но знал, что они идут по их следу, и ему от этого становилось спокойней на душе. Конец посоха вдруг уперся Даниле в грудь. Вот он, кожевенный переулок, они на месте. Озираясь, нормально для крестьян, бредущих по ночной улочке, продвинулись чуть вперед. Мда… воняло здесь знатно, несмотря на то что все лавки закрыты. Даже вонь сточных канав напрочь перешибало.
«Зато тут собакам след трудно будет взять», – утешился Данила.
И внезапно сообразил, что стольник, оказывается, знал, где назначать место встречи, не случайно его выбрал.
Из темноты послышался размеренный стук, Воислав с Данилой насторожились, но продолжили идти. Звук приближался, совсем скоро тусклая полоска света из неплотно закрытых ставней осветила скрюченную фигуру с клюкой. Батька коснулся правой руки Данилы, знак: не расслабляйся. Молодцов внутренне собрался, под дерюгой у него пояс с мечом и кинжалом, и в случае опасности он, не раздумывая, пустит их в ход против того, на кого укажет батька. Обережники дали пройти старухе, а потом по знаку Воислава двинулись за ней вслед. Данила сначала не поверил, что это их «связной», но вдруг из-под ветхого одеяния вытянулась рука с клюкой, а на пальце блеснул золотой перстень. Клюка указала в проулок между лавками, и обережники последовали за ней.
Проулок заканчивался вонючим тупиком, где воняло еще сильнее, чем в переулке. У стены старуха вдруг выпрямилась и оказалась царским стольником. Какой актер пропадает, Данила его так и не раскусил: и осанка, и манера движений, а вот Воислав, похоже, сразу просек, что к чему.
– Давай! – Стольник протянул руку.
– Что именно? – спросил Воислав после кивка Молодца, удостоверившего, что это тот самый поверенный царя. Во всяком случае, тот человек, которого он видел в Академии.
– Послание князя.
– Нет.
– Что значит нет?
– Я отдам письмо только лично царю Роману.
– Тихо, – прошипел Гавриил, – ты что, варяг, не понимаешь, что к чему?
– Это ты, холоп, – Воислав скривился, – не понимаешь, что к чему. Письмо я отдам только Роману и еще