из тюля и жасмина, на этот бал.
Мы, однако, послали ее в шато во Франции.
Она вернулась в слезах, после новых поражений,
С новыми горестями. В те дни, когда все улицы
Колледж-Тауна вели на футбольный матч, она сидела
340 На ступеньках библиотеки, читала или вязала;
По большей части одна или с милой,
Хрупкой подругой, ныне монахиней; и, раз или два,
С корейским студентом, который слушал мой курс.
У нее были странные страхи, странные фантазии, странная сила
Характера, – так, однажды она провела три ночи,
Исследуя какие-то звуки и огоньки
В старом амбаре. Она оборачивала слова: кот, ток,
Ропот, топор. А «колесо» было «оселок».
Она звала тебя «кузнечик-поучитель».
350 Она улыбалась очень редко, и только
В знак боли. Она с ожесточением
Критиковала наши планы и, без выражения
В глазах, сидела на несделанной постели,
Расставив опухшие ноги, чесала голову
Псориазными пальцами и стонала,
Монотонно бормоча жуткие слова.
Она была моей душенькой – трудной, угрюмой,
Но все же моей душенькой. Ты помнишь те
Почти безмятежные вечера, когда мы играли
360 В маджонг или она примеряла твои меха, делавшие
Ее почти привлекательной, и зеркала улыбались,
Свет был милосерден, тени мягки.
Иногда я помогал ей с латынью,
Или же она читала в своей спальне, рядом
С моим флюоресцентным логовом, а ты была
В своем кабинете, вдвое дальше от меня,
И время от времени я слышал оба голоса:
«Мама, что такое grimpen[5]?» «Что такое что?» «Grim Pen»[6]
Пауза, и твое осторожное объяснение. Потом опять
370 «Мама, что такое chtonic[7]?» ты объясняла и это,
Добавляя: «Хочешь мандарин?»
«Нет. Да. А что значит sempiternal[8]?»
Ты колеблешься. И я с энтузиазмом рычу
Ответ из-за стола, сквозь закрытую дверь.
Неважно, что́ она тогда читала
(какие-то фальшивые новейшие стихи, названные
В курсе английской литературы документом
«Ангаже и захватывающим», – до того, что это значило,
Никому не было дела); важно то, что эти три
380 Комнаты, тогда связанные тобой, ею и мной,
Теперь представляют триптих или трехактную пьесу,
Где изображенные события остаются навеки.
Мне кажется, она всегда питала слабую безумную надежду.
Я тогда только что закончил свою книгу о По́пе.
Джейн Дин, моя машинистка, предложила ей однажды
Познакомиться с ее двоюродным братом,
Питом Дином. Жених Джейн
Должен был отвезти их всех на своем новом автомобиле
Миль за двадцать в гавайский бар.
Они подобрали