половиной угольных шахт Уэльса. Большинство умирающих в той палате работали на его шахтах. А может, все. Мы видели тридцатилетних мужчин, внешне напоминавших столетних стариков. Дети шахтеров страдали от туберкулеза. На одной кровати лежала девочка лет шести. Она кашляла кровью. Ее простыня вся была в пятнах крови. Одна женщина узнала меня. На мне был плащ переливчатого синего цвета. Мать купила его в Лондоне. Женщина плюнула в меня и сказала, что за эту дорогую одежку заплачено жизнью ее мужа.
Индия замолчала, не в силах продолжать.
– Теперь понятно, почему вы стали врачом. Из-за Хью, егерского сына.
Его голос прозвучал резко и насмешливо. «Не смей», – одернул он себя, но было поздно. Слова уже вылетели.
Индия уловила эту резкость и вздрогнула, вдруг став хрупкой и беззащитной.
– Сама не представляю, зачем я вам все это рассказала. Должно быть, только нагнала на вас скуку. Простите меня, мистер Мэлоун. – Она встала.
– Подождите. Что с ним случилось?
– Его арестовала полиция, – сказала она, собирая чашки.
– Это уж как пить дать! – фыркнул Сид. – Ваш отец обвинил парня в краже. И даже возврат гребней не помог.
– Отцу вернули только один гребень. Хью утверждал, что второго он не брал, но ни отец, ни полицейские ему не поверили.
– А вы?
– Я поверила и продолжаю верить.
– Он любил вас?
Чашка выскользнула из рук Индии, с шумом упав на поднос.
– Этот вопрос относится к числу сугубо личных.
– А вы любили его. – (Индия промолчала.) – Но сейчас вы почему-то не с ним.
– Вы угадали, мистер Мэлоун. Я не с ним, – глухо ответила она, берясь за ручки подноса.
– Бедный красавчик! Поди корячится сейчас на шахте и сохнет по вам. Но я никак не могу представить, чтобы доктор Джонс, она же леди Индия, вышла замуж за арестанта.
– Хью умер, мистер Мэлоун. В тюрьме. От тифа.
Глумливый ты придурок, сказал себе Сид.
– Черт побери! Я… простите, пожалуйста. Я не знал. И не думал…
– Естественно, вы не знали. Трудно представить обратное.
Занавес опустился. Открытое, сияющее лицо снова исчезло. И все из-за него. Он нарочно сказал такие слова, чтобы задеть ее. Отомстить за то, что задела его. Назвала чудовищем. Разве она это говорила? Может, он сам все придумал? Сид разозлился на самого себя. Ему снова захотелось извиниться и попросить ее остаться, рассказать еще что-нибудь о себе. Но как ее попросишь после всех его слов?
– Я скоро зайду и измерю вам температуру, – сказала доктор Джонс, собравшись уйти.
– Подождите… пожалуйста.
Его боль усиливалась. А под болью… скрывалось что-то еще. Пряталось и выжидало. Сида начало трясти.
– Мне нужно еще одно одеяло, – стуча зубами, произнес он.
– У вас уже два. Вам снова холодно?
– Замерзаю.
Она опустила поднос и достала из шкафчика одеяло. Оно не помогло. Сида продолжало трясти. Удары сердца вдруг