однозначно переходит в собственность Российской империи, – Святослав Андреевич сейчас выглядел настоящим государем. – Тут двух мнений быть не может. Однако, учитывая заслуги рода Ефимовых, а также месторасположение врат, мы готовы выделить долю из отчислений за переход в размере одного процента.
– От жешь, бисов сын. Мало я тебя порол, ох мало! – дед аж подпрыгнул, едва не облившись кипятком, но ловко удержал чашку, даже капли не пролив. – Что ж ты делаешь, паршивец?! Прямо без ножа режешь, последнее забираешь! Половину! И не из мзды, а со всего!
– Вы, уважаемый Иван Пахомович, видимо, из ума выжили, – в отличие от старика, император голоса не повышал и вообще вел себя так, будто ничего не произошло и не перед ним сейчас в ярости стоял один из сильнейших людей планеты, – путаете личную шерсть с государственной. Два процента, и лишь из уважения к подвигу вашего внука, так и быть, со всех отчислений.
– Два? Да за то, что Кузьма сотворил, вы по гроб жизни обязаны его на руках носить и ноги целовать! – дед хрястнул кулаком по столу так, что чайник и вазочки подпрыгнули на полметра, но при этом встали на свои места и ни одна не разбилась. – А вы чего творите? Без портков хотите мальчонку оставить, от ей-ей. Сорок пять и ни копейкой меньше!
– На руках готов хоть сейчас, – Святослав Андреевич с усмешкой посмотрел на меня. – Если, конечно, сам захочет. А за ноги и все остальное, думаю, три процента хватит.
– Господа, – встрял я в спектакль. – Я не сомневаюсь в ваших актерских способностях, как и в том, что процент уже определен. Давайте вы мне его скажете, и я поеду к своим девочкам. А вы потом без меня продолжите, раз это вам так нравится.
– Эх, Кузя, ничего ты не понимаешь в правильном торге, – ничуть не смутившись, старик бухнулся назад в кресло. – Вот в молодости, помню, в Калашном ряду ух накричишься, горло сорвешь, час битый простоишь, но пару копеек скинуть заставишь. А сейчас все бегут куда-то, торопятся… Э-эх…
– Время такое, мастер, – император тоже не расстроился, что я раскусил их игру. – Лошадей сменили орбитальные фуры, приходится соответствовать. В общем, Кузьма, я предлагаю девятнадцать целых семьсот сорок шесть тысячных процентов от всех доходов. Это хорошая цена, с учетом того, что все расходы ложатся на государство. Но с условием! Данные средства будут записаны на дочерей, поровну каждой. И в дальнейшем останутся их детям.
– Я, конечно, может быть, сейчас глупость спрошу, – медленно произнес я, глядя на будущего тестя. – Но почему не просто девятнадцать или просто двадцать процентов?
– А-а… – мужчина, кажется, подумавший, что я задам вопрос «почему не мне», и приготовившийся объяснять барану, кто тут «прекрасные цветы империи», которые попали в его грязные копыта, слегка завис, а затем, рассмеявшись, ответил: – Не знаю, Кузьма! Это в казначейство нужно обращаться, они мне такую цифру для твоего клана спустили. Наверное, не с потолка взяли.
– Главное, чтобы оставшиеся двести пятьдесят четыре тысячных процента не утекли за здорово