вернулся в Москву, бросив жену и дочку, и вот теперь изнывал от безделья в этом блатном доме рядом с Садовым кольцом.
Правда, вначале на родине агента встретили со всеми возможными почестями. Дали хорошую пенсию. Познакомили с женщиной по имени Лена, которая должна была скрасить его одиночество. Отправили в длинную поездку по стране – с лекциями о происках ЦРУ. Организовали большую пресс-конференцию, во время которой он зачитал текст официального заявления, обличающего происки западных спецслужб. Все было хорошо. Одно было плохо – он вернулся в страну, которая на его глазах распадалась. И очень скоро до героя (каким он себя считал) никому не стало дела. Перестройка, новое мышление, дружба с Западом и все прочее.
Олег запил. Я приходил к полудню – обычно к этому времени он уже выпивал бутылку водки. Сидел за журнальным столиком и опрокидывал рюмку за рюмкой. Без всякой закуски.
Растрепанная буйная борода. Хорошие западные шмотки. А в глазах – тоска.
Мне кажется, он с ужасом ощущал себя человеком, которого окружало, опутывало, убивало тотальное предательство. Сначала он сам предал свою страну, спрыгнув ночью с борта крейсера, стоявшего у берегов Ливии. Затем он предал своих коллег по радиостанции, согласившись сотрудничать с КГБ. Он предал жену и дочь, бросив их в Мюнхене. Теперь предавали его самого, потому что перестройка зашла очень далеко, и «Свобода» уже официально работала в Москве и даже была в большом почете у ельцинских ребят. Все шло прахом.
И что еще ему оставалось?
Он застрял между двумя мирами.
Я приходил. Выливал в раковину остатки водки, кричал на него, заставлял работать. Иногда кричал довольно грубо. Олег бурчал в свою бороду, не обижался особо, начинал рассказывать. Я записывал.
Так с трудом, с муками родилась наша книга. Она потом вышла в Германии и США. В России не вышла – время тогда началось такое, что никому не было дела до шпиона Туманова.
Вскоре его не стало. Сгорел. Или, правильнее сказать, сжег себя.
Но эта шпионская сага будет неполной, если не рассказать о том, как и меня однажды пытались запрячь в агенты. Причем было это в самый разгар перестройки, когда я занимал номенклатурную должность главного редактора еженедельника «Собеседник», а по существовавшим тогда правилам номенклатуру вербовать не разрешалось.
Мне позвонил Володя Б., сотрудник 5-го идеологического управления КГБ, с которым я познакомился, когда работал корреспондентом «Комсомолки» в Афганистане. Этот Володя тоже был командирован от своей конторы в Кабул и курировал там афганскую молодежную организацию, местный комсомол. На каких-то днях рождения там и пересекались – два или три раза. С тех пор прошло шесть лет, и вот он позвонил. Сказал, что по-прежнему присматривает в «пятерке» за молодежными организациями, что часто вспоминает Афганистан, что хотел бы со мной встретиться. Прозвучало это вполне безобидно, типа: ну, давай, как в старые добрые времена, сойдемся, выпьем, вспомним былое.
А почему бы и нет?
– Тогд