псы Релоса Вара гонятся за тобой – на тот случай, если он решит оспорить результаты аукциона. Встретимся позже.
Женщина поклонилась.
– Как тебе будет угодно, матушка.
Она тоже ушла.
Ванэ из Манола, который держал мой гаэш, – Тераэт – оглядел меня с ног до головы. Увиденное ему не понравилось.
– С толпой ты не сливаешься, да?
– Когда ты в последний раз смотрелся в зеркало?
Он нахмурился, а затем расстегнул свою накидку. Под ней оказались черные штаны и зашнурованная крест-накрест рубашка из тонкого шелка, которая была очень похожа на куурскую мишу, но все-таки ею не являлась.
Тераэт протянул накидку мне.
– Ты сможешь идти с этой раной на лодыжке?
– Если нужно, то да. – Я произнес эти слова и внезапно понял, что едва держусь на ногах.
Ванэ раздраженно взглянул на мать. Крошечная фигура, ковыляя, подошла ко мне и положила ладонь на мою ногу.
Боль и лихорадка исчезли.
В одно мгновение рана на моей ноге и рубцы от бича на спине исцелились. От царапин и синяков, которые появились на моем теле в ходе трехмесячного путешествия из Куура в Кишна-Фарригу, тоже не осталось и следа. В голове у меня прояснилось.
– Я… Спасибо.
– Не благодари. Хромой ты нам не нужен.
Я нахмурился.
– Откуда у вас это ожерелье? Второго такого нет…
Тераэт схватил меня за руку.
– Слушай внимательно, я повторять не буду. Этот человек, Релос Вар, не хочет, чтобы ты стал игрушкой в его гареме. Он хочет, чтобы ты умер. Ради этого он готов на все – он готов убить всех, кто мешает ему это сделать. Все мы в опасности только потому, что находимся рядом с тобой.
– Почему? Я никогда его не встречал. Я не понимаю!
– А мне некогда все это объяснять. Поэтому мне нужно, чтобы ты беспрекословно выполнял мои приказы.
– В твоей руке мой гаэш. У меня нет выбора.
Он уставился на меня – словно забыл, что означает серебряный сокол, зажатый у него между пальцами – а затем скривился.
– Отлично. Идем.
4: Мягкобрюх
(Рассказ Коготь)
На заре небо стало аметистовым, а обрывки радужной Вуали Тиа превратились в еле заметные фантомы. Большинство лавок на ночь закрывались, но хозяин ломбарда и скупщик краденого, которого местные прозвали Мягкобрюх[17], на время внимания не обращал. Его тесное заведение освещали два фонаря, а справа от него стояла самая ценная для него вещь – лампа, которую заправили маслом в священном Храме света[18]. На старом и побитом столе из тика, за которым он обычно работал, лежали масляные краски; холст и краски располагались на мольберте, стоявшем рядом с ним.
Когда Мягкобрюх рисовал, то погружался в красоты света, который находился очень далеко от жуткой реальности Нижнего круга. Он писал по памяти, он писал всю ночь напролет.
Все равно клиенты приходили к нему по ночам.
Когда зазвонил колокольчик у