занялись, телепортацией… я не учёный, но это то, о чём все знают.
– Но в атмосфере-то летаете?
– Смеёшься? Зачем?
– Как это?
Ага! Опять проняло. Машины и полёты… Странный набор. Казимир честно попытался найти связь между этими двумя понятиями, но быстро оставил попытки. Чужая душа – потёмки, а уж душа человека, полчаса назад вырвавшегося из адского пламени, и вовсе тьма-тьмущая.
– Мой отец летает, – сообщил он, чтоб не молчать, – ну и я немного умею. Всерьёз никогда не занимался. Так, если из дому надо было ночью удрать, а мама запрещала. Но это отец и я, а вообще-то никто не летает. Нет, Тир, в самом деле, зачем?
– Из пункта А в пункт Б, – обронил Тир, – по воздуху быстрее.
– Чем на пневмокаре? Не думаю. Полторы тысячи километров – разве в воздухе разовьёшь такую скорость?
Тир не ответил. Он потерял интерес к разговору, улёгся на присыпанные соломой доски и принялся глядеть в высокое небо. Светло-голубое, с редкими перьями облаков.
Казимир был терпелив. Терпение, так же как и ответственность, – обязательное качество настоящего правителя. Но, ей же богу, сейчас он был в отпуске и вообще-то намеревался от правления как следует отдохнуть. Запасы терпения не безграничны, даже Христос, помнится, время от времени позволял себе расслабиться, а Казимиру до сына Божьего было далеко. Хамство же Тира могло вывести из себя и более терпеливого человека.
Смертные на удивление редко способны проявлять подлинную благодарность. Спасаешь их, нянчишься, порой жизнью рискуешь ради их никчёмной безопасности, а в ответ – полное безразличие. Не хочешь разговаривать – так и скажи. Но вежливо. Что за манера просто заткнуться и игнорировать собеседника? Настоящее свинство…
Не додумав, Казимир подскочил от удивления, когда понял, что его недовольство испаряется, как спирт из открытой бутылки. Испаряется?.. И светлый князь сделал наконец то, с чего следует начинать знакомство с любым новым миром и тем более с новым человеком. Он огляделся истинным зрением, с замиранием сердца ожидая увидеть то, о чём доводилось только читать: чёрную воронку, жадно всасывающую чужие мысли и чувства… его мысли и чувства.
И не увидел.
Абориген на передке телеги – удивительно тихий, кстати, абориген, даже не попытавшийся завязать с чужаками хотя бы знакомство, – окружён был обычной человеческой аурой. Аура же Тира была ослепительно-синей с оттенком ультрамарина, ровной, прозрачной, без единого тёмного пятнышка. Ни о чём подобном Казимир никогда не читал и не слышал, и конечно же у человека такой ауры быть не могло, хотя бы потому, что живые организмы неярки и многоцветны.
– Тир?
Тот молчал. Не щурясь, смотрел в небо, яркое от переползающего через юг на запад солнышка. Казимир поднял голову, человеческим взглядом всмотрелся в точку, быстро летящую наперерез солнцу. Слишком крупная для птицы. Крыльями не машет. Да и высоко – птице так не взлететь.
В неудобной позе быстро затекла шея. Светлый князь опустил голову, снова взглянул на молчаливого спутника… и остатки раздражения смыло тёплой волной.
Тир